Следствие ведут знатоки
Шрифт:
— Разве Холина не выпустят? — вскрикивает он. — Как же это: я признался, а его не выпустят?
Ни разу он при Пал Палыче не впадал в столь лихорадочное волнение.
6
Слово в слово повторил Тобольцев свою историю и в присутствии следователя, ведшего дело Холина.
И теперь Знаменский отправляется к коллеге с ответным визитом. Ноги несут его быстро, проезжую часть пересекают недисциплинированно, на красный свет. Вот и здание прокуратуры. Вестибюль, лестница, коридор. Перед нужной
— Здравствуйте.
— День добрый, Пал Палыч. Прошу.
Холин, сидящий за приставным столиком, впивается в Пал Палыча глазами.
— В разговоре примет участие еще один сотрудник, — говорит ему Панюков.
Холин привстает и даже отвешивает Пал Палычу нечто вроде поклона.
— Пожалуйста… Очень приятно.
— За приятность не ручаюсь, — осаживает Холина Панюков. — Расскажите, что произошло четырнадцатого июня.
— Черный день в моей жизни, — произносит Холин печально. — Представьте: иду по улице, хороший вечер, хорошее настроение, хорошая сигарета. — Он обращается к Знаменскому, понимая, что сегодня рассказ адресован ему. — Завернул в подворотню, чтобы бросить окурок, и вдруг вижу: кто-то лежит у стены…
В первом варианте Холин заметил лежащего, проходя мимо по переулку. На месте проверили — выяснилось, что заметить невозможно: темно. Теперь возникла деталь с подворотней и окурком.
— Да, сначала я упустил эту мелочь, — Холин неприязненно покосился на Панюкова. — Но о чем она говорит? Только о том, что у меня есть привычка не сорить на тротуаре. Воспитанный человек поймет. Рассказывать дальше?
— Да, конечно.
— Уже столько раз повторял, что заучил наизусть. Значит, я увидел, что лежит пожилой мужчина, а рядом валяется бумажник с документами. Я решил, что человеку плохо, подобрал бумажник, чтобы не пропал, и хотел бежать за помощью. Но вдруг налетели два парня, дружинники, и схватили меня. Вот так я был задержан «на месте преступления».
— Гражданин Холин забыл добавить, что при появлении дружинников он бросил бумажник, а по дороге в милицию сбежал и два месяца скрывался, — снова вмешивается Панюков.
— Неужели лучше, чтобы я удрал с бумажником? Зачем мне чужой бумажник? Я думаю, в подобной ситуации любой испугался бы. Представьте, парни вообразили бог знает что, никаких объяснений не слушали, бумажник считали «железной уликой»!.. Я хотел переждать, пока утихнет шум. Я не думал, что все так серьезно! Ведь, когда я побежал, я не знал, что он мертвый! Я же не знал! Вы верите? — взывает он к Знаменскому.
Последние фразы прозвучали с неожиданной искренностью, и Знаменский кивает:
— Пожалуй, не знали.
— Наконец-то! Наконец нашелся человек, который способен поверить! Я догадываюсь, кто вы и почему пришли, и вы понимаете, что я догадываюсь. Зачем притворяться, Пал Палыч? Позвольте вас так называть.
— Хорошо, не будем притворяться. Но я пришел не ради вас, а затем, чтобы понять поведение Тобольцева. Если вы согласитесь кое-что разъяснить.
— Собственно, я готов.
— Расскажите
— Видите ли, началось случайно. Мне было очень тяжело в камере, а Тобольцев казался симпатичнее других, и я поделился с ним своей бедой. — Холин излагает историю гладко, без запинки. — Он выслушал, расспросил и вдруг замкнулся, помрачнел… И вот однажды мы остались одни, и он во всем признался. Я его умолял меня спасти. Вчера он наконец решился. Такое счастье! — Холин потупляется, а следователи обмениваются быстрым взглядом.
— Когда Тобольцев вам признался, то как он изложил суть преступления? Постарайтесь как можно точнее. — У Панюкова скучающий тон, но он готовит небольшой проверочный трюк.
— Четырнадцатого июня вечером Тобольцев зашел выпить в магазин на Таганской улице, — уверенно чешет Холин. — Там к нему привязался незнакомый человек, полный, в черном плаще, и позже в Товарищеском переулке у них вышла ссора…
— В черном плаще? — перебивает Панюков. — Помнится, он сказал в синем.
— В синем?.. — на мгновение Холин теряется. — Да нет же, в черном! Неужели он перепутал, подонок?! Маразматик!
— Не вам бранить Тобольцева, — одергивает Панюков.
— По-вашему, должен благодарить? Он кого-то ухлопал, а я мучайся? Еще неизвестно, почему он тот бумажник не спер! Может, это я его спугнул!
— А в бумажнике были деньги?
Холин разом остывает и вспоминает, что он порядочный и благовоспитанный.
— Откуда я знаю? Не имею привычки копаться в чужих вещах. Я хотел только человеку помочь, а вы…
— А я — ничего. Кстати, цвет плаща Тобольцев мог и перепутать. — Следователь для виду заглядывает в папку. — Э-э, да я сам перепутал. Действительно, черный плащ.
— Ох… — облегченно выдыхает Холин.
— Испугались? Чего ж вам пугаться? Скажите, беседа с Тобольцевым состоялась утром, вечером? Давайте восстановим для Пал Палыча картину во времени и пространстве.
— Раз мы были вдвоем, то, очевидно, других вызвали на допрос. Значит, с утра или после обеда…
— Вы стояли? Сидели у стола?
— Вероятно, сидели…
— И с чего он начал?
— Собственно… вряд ли я вспомню.
— Хоть некоторые фразы должны всплыть, если вы сосредоточитесь.
— Н-нет. В тот момент я настолько разволновался, все смешалось. Очень жаль, раз вам это важно, — он по-прежнему обращается к Знаменскому, стараясь выдерживать доверительный тон.
— Число тоже не вспомните?
— Примерно с неделю назад. В камере дни так сливаются.
— Мы за эту неделю дважды встречались, Холин. Вы и не заикнулись о Тобольцеве!
— Вы не из тех, кто верит! — огрызается Холин и снова «со всей душой» к Знаменскому: — Я не располагал уликами, Пал Палыч! А Тобольцев колебался. Он должен был морально дозреть.
Следователь холодно наблюдает эти заигрывания Холина.
— Удовлетворены, Пал Палыч?
— Есть маленькая неясность. — Знаменский в свою очередь хочет прозондировать Холина.