Следствие ведут знатоки

Лаврова Ольга

— Между прочим, вариант с подкупом выдвинула я! — вворачивает Кибрит. — Только Пал Палыч отверг.

— И продолжаю отвергать. Давай связь!

— Паша, ты непрошибаем. — Сдвинув в сторону построение Знаменского из ластика и карандашей, Томин разворачивает свои заметки. — Круг знакомых Тобольцева. Круг друзей-приятелей Холиных. Одну фамилию обнаруживаем в обоих списках.

— Грибеник Кира Михайловна, — читает Знаменский.

— Да, гражданка Грибеник. Отбывает срок, работая в медчасти Бутырки. В прошлом —

комбинации с бюллетенями. А ее муж — сослуживец Дмитрия Холина, старшего брата.

— Шурик, умница…

— Погоди, Зинаида, сольный номер инспектора Томина не кончен. — Он достает новый листок. — Это график посещений Тобольцевым врача, а это даты, когда Грибеник имела свидание с мужем. Что-нибудь просвечивает?

Знаменский подсчитывает в уме.

— Ярким светом! Саша, ты своротил гору!

— Еще бы! Но предстоит еще покрутиться в медчасти. Поедем вместе?

— Поехали. Возьму Тобольцева в оборот.

Повеселевший Знаменский открывает сейф, чтобы убрать папки, но спохватывается:

— Да, Зина, ведь ты с чем-то пришла!

— Это по поводу следов крови. Я выписала из протокола осмотра. Видишь — форма капель, высота падения, дорожка брызг… а тут снова… По пути прочтешь и разберешься.

15

На сей раз кабинет обычный, следователь с допрашиваемым сидят друг против друга как пришитые.

— И не надоело со мной возиться, Пал Палыч? — безучастно спрашивает Тобольцев.

— Надоело. Сегодня решил твердо: я не я, но докажу, что ваша история — чистейший самооговор!

— Я буду стоять на своем.

— Не устоите, Василий Сергеич. Начнем с картины преступления. Вы ударили. Он упал. Вы ушли. Так?

— Так.

— А вот и не так! У меня в руках копия документа, которого Холин, по счастью, не видел. Беднягу Киреева сначала, оказывается, били в подворотне. Он, вероятно, упал на колени — кровь капала с небольшой высоты. Затем тянется редкая цепочка капель к подъезду — человек вскочил и пытался убежать. Его настигли и добили. И все это сделали вы? С досады, что привязался безобидный старик?

От сознания, что все рушится, Тобольцев вскипает:

— А если я хотел его убить?.. Да вот, хотел!.. Понимал, что сегодня-завтра арестуют, все вокруг ненавидел!

— Полно, Василий Сергеич, Вы же дома сидели. Возились с ребятами, помогали теще стирать. Не выпивали. Никуда не выходили. Это называется алиби. Прошу — показания Прасковьи Андреевны.

Тобольцев берет протокол, читает, закусив губу, шепчет:

— Она меня выгораживает.

— Да откуда ей знать, что нам важно ваше поведение четырнадцатого июня?

— Могла напутать… — Он хватается за последнюю надежду. — И я мог напутать. Ошибся же про мусорные баки! Вспомнил — поправился!

— Потому что держали связь с Холиным. Через Киру

Михайловну. — Знаменский невольно улыбается, видя глубокую растерянность Тобольцева. — После выезда в Товарищеский переулок немедленно побежали в медчасть — зуб заболел. Ну и, естественно, «вспомнили» и поправились… Все, Василий Сергеевич. Вам остается только объяснить, ради чего вы рвались в убийцы. Ни один суд не признает вас виновным!

— Суд? — горько хмыкает Тобольцев. — До суда, Пал Палыч, дожить надо…

— Что за настроение?

Тобольцев роняет голову на руки. Больше у него нет сил таиться. Он рассказывает, что с ним случилось — рассказывает взахлеб, с подробностями, крепко впечатавшимися в память.

А случилось вот что. Недели две назад вызвали его в медсанчасть на осмотр: можно ли разрешить прогулки (добаливал ангиной).

В коридоре ожидали еще несколько арестованных. Кира Михайловна, сестра, сидя за столиком возле стеллажа с историями болезни, распределяла кого к какому врачу. С зеками держалась участливо, душевно. Сама в аккуратном халатике, приятная такая женщина. Тобольцев, грешным делом, засмотрелся и не против был, что сестра очереди не соблюдала — всех вперед него выкликнула.

Оставшись с Тобольцевым наедине, она медлила и вроде бы смущалась. Потом вдруг ласково спрашивает:

— Что у вас… с горлом?

— Застудил немножко. Курил в форточку.

— Такой молодой! — «нечаянно» вырывается у Грибеник.

Тобольцев понимает ее внимание по-своему:

— Не старый, конечно. Хотя — двое ребят.

— И дети есть!.. — ахает женщина.

— А что?

— Нет-нет, ничего… Извините… Вот порошки, принимайте по одному на ночь. Когда боли резко усилятся, придется увеличить дозу.

— У меня что-нибудь нашли?.. Доктор что-то сказал не по-русски…

— Дайте я сама прощупаю. Сглотните. Да-а… Под мышку не отдает?

— С какой стати — под мышку?

— В подобных случаях бывает… Я ведь врач-онколог, это по опухолям. Хороший специалист.

— И что же со мной?

Грибеник «спохватывается» и говорит наигранно-бодрым тоном:

— Поболит — пройдет.

— Вы скрываете…

— Ах, дернуло же меня!..

— Что-то серьезное?

— Я не имею права, Тобольцев!

— Опухоль, да?.. Неужели рак?!

Грибеник горестно молчит.

— Операция?

— Вы толкаете меня на служебное преступление. Но я не в силах обманывать… Эту форму пока лечить не умеют.

Тобольцев отшатывается и что-то беззвучно шепчет. Он прикладывает ладонь к горлу, сглатывает, прислушивается к ощущению.

— Но… я нормально себя чувствую…

— Вот и чудесно! И забудьте все, что я сказала! — снова подчеркнуто бодро советует Грибеник.

— Никакой надежды?.. — Тобольцева начинает бить дрожь. — И сколько же я?..