Следствие ведут знатоки
Шрифт:
До сих пор он допускал в сознание эти картины, даже в снах сумел поставить против них барьер. Думалось, десять лет, проведенных за границей, защитят его от боли прошлого. Он приехал в Москву, намереваясь и город, и все былое обозреть глазами туриста. А былое набросилось… Еще эта девочка замешалась — другая, конечно, и чужая, но такая похожая…
На стоянке машин возле министерства на Житной Знаменский возится со своими «Жигулями».
Он собирается домой, а по дороге прихватит Томина у аптеки. Тот уперся было: не знаю я там
— Знаешь, — говорит Знаменский. — Вспомни вора по кличке Барабашка. А в аптеке работала его любовница… Ну, врубился? Буду через двадцать минут.
Томина он обнаруживает у книжного лотка. Тот с кислым видом перебирает книги. Ассортимент его не радует.
— Знаешь, — говорит он, — не понимаю, что почем, что дешево, что дорого. Приходится рубли переводить в доллары, доллары во франки… и такая ерунда получается…
Живет Пал Палыч в одном из так называемых сталинских домов. Квартиру получали еще его родители.
На кухне он, засучив рукава, организует скорую нехитрую стряпню. Томин по упрощенному варианту накрывает тут же стол.
— До чего приятно посидеть на кухне, — приговаривает он. — Без малейших церемоний.
Знаменский достает початую бутылку.
Томин открывает дверцы кухонного шкафа.
— Берем стопки или стаканы?
— Мать считает полезной дозу пятьдесят граммов.
— Ага, помню.
Маргарита Николаевна принадлежит к числу тех врачей, которые считают ежедневную стопочку водки лекарством от постоянного стресса. Даже может рассказать про опыт с крысами. Одной группе смоделировали благополучные условия жизни как бы в сельской местности. Вторую поместили в ситуацию, где присутствовали городские шумы, был загазованный воздух и разные неприятности: пол дрожал, свет мигал, пугающие фигуры приближались к клетке. Обоим группам поставили для питья по две миски — с водой и водкой. «Сельские» крысы пили только воду. «Городские» же регулярно употребляли водочку, по чуть-чуть. А крысы — животные с чрезвычайно развитым инстинктом самосохранения.
— Пятьдесят граммов пусть крысы пьют, — говорит Томин. — Мы позволим себе по шестьдесят пять, — он ставит на стол рюмки нужного калибра.
Друзья усаживаются за ужин, чокаются без тостов: «Будь здоров — будь здоров».
Разговор крутится вокруг тех же тем:
— Я немножко поставил Интерпол на уши, и мы имеем кучку сведений о господине Янове, — докладывает Томин. — Обитает в городе Вене в собственном доме. Дом многоквартирный, он в моде у богатых выходцев из России. И одно время среди жильцов был — кто? Мокрый, Паша! Оценил?
— Да, они должны быть знакомы.
— Почти наверняка знакомы! Хозяин — квартирант. Я думаю, господин Янов прибыл к Ландышеву по просьбе Мокрого. Дай еще сардельку и шестьдесят пять.
— И что они все в Вену тянутся? В оперетку ходят? — спрашивает Пал Палыч, добавляя в тарелки «быструю» вермишель.
— У Австрии с Россией нет соглашения о выдаче преступников.
— Вон что. А зачем он официально-то приехал?
— Как представитель трех микробиологических фирм. Готовит контракт с нашим институтом и японцами.
Друзьям
— Кто он вообще, этот Янов, Саша?
— По происхождению москвич. Как только разрешили совместные предприятия, создал его с австрийским партнером. Стал совладельцем и директором российского отделения… Я без подробностей, а то долго. Сделку они провели всего одну: хорошенькую сумму перекинули с российского счета на австрийский, якобы для покупки чего-то там… Чай стоит?
— Стоит.
— Отлично. Значит, переправил он в Австрию деньги и следом сам рванул туда же. Лет десять назад. И там провернул обратную комбинацию. Совместное предприятие закрылось, сделка не состоялась. Янову были возвращены денежки — уже на его личный счет в Вене.
— Как говорится, простенько, но со вкусом, — хмыкает Пал Палыч. — И дальше?
— Доходные дома, отель на курорте. И спокойный, респектабельный бизнес. Но раз он контактер Мокрого, то нужно его прокачивать изо всех сил.
— К чаю есть сахар, печенье и мармелад.
— Пир горой.
— Мои новости тоже о Янове, — сообщает Пал Палыч. — Компьютеры говорят, не было такого человека в России. Проверили год и место рождения, бывшую прописку — всё вымышленное. Неизвестно, откуда он материализовался в Вене.
То есть поддельные документы, прошлое, которое надо отсечь, скорее всего, криминальное. В Вену прибыл господин Янов из России. А под какой фамилией он жил в России? Чем занимался? С кем был связан? Пока одни вопросы.
У господина Янова, то есть Коваля, в Москве много дел. То он сидит за компьютером, готовя документы для контрактов, то, устав от цифр, отправляется бродить или едет на очередное совещание с будущими компаньонами — обычно в зале Транспортбанка, то просматривает вороха российской прессы — сумбурной, скандальной, лихорадочной.
Случилось, попал к воротам пеньковой фабрики, где некогда они с Хомутовой устроили лабораторию по производству наркоты. Мать честная, что творится! Мощные вентиляторы со всех сторон гудят, вонища прет специфическая, которую ни с чем не спутаешь, и охрана выставлена — настороженная, с автоматами: понятное дело, не веревки охраняют. При нем, Ковале, была лаборатория, теперь — целый комбинат. Интересно, кто же это сюда пришел с деньгами? По проторенной дорожке? Кому и в каких сферах он платит, чтобы не трогали?
И не позавидовал Коваль. Наверное, за протекшие годы что-то в душе сдвинулось. Противно ему стало возле веревочной фабрики, пожалуй, даже… за державу обидно. Странное ощущение…
Однажды около полудня, он привык в это время пить чай, ему звонит Авдеев. «Какой Авдеев?.. Ах, да, транспортная фирма. Нет-нет, я помню, — уверяет Коваль, — но я не вполне готов. Давайте в ближайшее время, на днях».
По правде говоря, подзабыл он о просьбе друга-банкира. Несколько неловко.
В результате звонит телефон у Ландышева.