Следующий в очереди
Шрифт:
Она подозрительно смотрит на меня.
— Перестань врать. Это от него, да?
Я закатываю глаза, раздраженная тем, что она, кажется, все всегда знает.
Наклонившись ближе, шепчу:
— Да, это от Стерлинга. Он говорит, что хочет меня увидеть.
Губы Кейт кривятся от отвращения.
— Зачем?
Я пожимаю плечами.
— Говорит, что соскучился.
Кейт смеется.
— Он хочет, чтобы ты вернулась?
Широко распахиваю глаза, проверяя, не услышали ли что-нибудь Майлс и Сэм. К счастью,
— Говори тише, ладно? Не знаю, чего он хочет, но у меня такое чувство, что именно этого.
Кейт переводит взгляд на Сэма. Указывая пальцем между нами двумя, она говорит:
— Это для меня имеет смысл. — Затем она тыкает в мой телефон. — Это — нет.
— О чем ты говоришь? — спрашиваю, широко раскрыв умоляющие глаза, и машу ей телефоном. — Это то, над чем я так усердно стараюсь. Вот почему последние несколько недель я провела в Боулдере, ведя себя как дикарка из леса.
Она делает большой глоток, прихватив кубик льда, громко хрустит им в явном волнении. В то же время Сэм смотрит на меня с легким намеком на улыбку, которая, я думаю, очевидна только мне, но я вижу, что Кейт тоже ее заметила.
Она наклоняется и шепчет мне на ухо:
— Сексуальная химия с первого взгляда, Медвежонок Мэгги.
— Заткнись, Кейт, — шепчу я и борюсь с желанием столкнуть ее со стула.
Приносят напитки, и меня чуть не выворачивает, когда я делаю глоток «Гиннесса». Он вязкий, как грязь, не могу поверить, что люди пьют это дерьмо. Сэм, нахмурив брови, смотрит на меня поверх своего пива. Из-за боязни, что он спросит меня про выпивку ни с того ни с сего выпаливаю:
— Я не ем хлебную горбушку, потому что, когда мы были детьми, Майлс говорил мне, что это человеческие попки.
Кейт издает смешок, забрызгивая маргаритой весь стол.
— Что, прости? — спрашивает она, вытирая капли с подбородка.
— Ага, — подтверждаю, отрывисто кивая. — Я не могу их есть, потому что думаю только о попах. Здесь нет никакой логики, потому что я прекрасно знаю, как делается хлеб, и что для него не требуется человеческой плоти в качестве ингредиента, но каждый раз, когда я покупаю буханку хлеба, первое, что я делаю, это выбрасываю горбушки, чтобы не смотреть на них.
Майлс моргает в ответ на мои откровения, словно я идиотка, а Сэм изо всех сил старается не рассмеяться, отчего выглядит еще сексуальнее.
Кейт не выдерживает и неудержимо хохочет.
— Держи, Мэг, думаю, тебе стоит попробовать, — она пододвигает ко мне свой бокал.
Наклонившись, делаю укрепляющий глоток, чертовски надеясь, что он успокоит мои нервы. Почему я сейчас веду себя так глупо? На кончике языка вертится история о том, как я измазала гелем для волос нашу собаку и сказала Майлсу, что это она так вспотела... и это тоже не очень хорошая история!
Мои глаза встречаются
Кейт встает из-за стола, отвлекая нас.
— Майлс, пошли к фургону с тако… умираю с голоду.
Майлс смотрит на меня.
— Мэг, что будешь?
Я хватаю со стола меню.
— Пока не знаю. Вы, ребята, идите. Это пиво похоже на пудинг, так что я не очень голодна.
Майлс обнимает Кейт, хмурясь от такого ответа.
— Сэм, ты идешь?
— Я еще посмотрю меню, — отвечает он с полуулыбкой, от которой у меня дрожат ноги. Я очень хочу, чтобы он перестал так делать.
Как только они уходят, я тяжело выдыхаю и опускаю руки на стол, прижимаясь лбом к прохладной деревянной поверхности.
— Ты ведешь себя как буйнопомешанная, — говорит Сэм, и я краем глаза вижу, как он подносит бутылку пива к губам.
Я вскидываю голову.
— Это я веду себя как буйнопомешанная? Это ты ведешь себя как буйнопомешанный!
— С чего это я буйнопомешанный? — спрашивает он, наклоняя ко мне голову. — Я просто пью пиво с друзьями.
— Ты ведешь себя как бойфренд! — восклицаю я.
— Черта с два! — Вены на его шее выпирают, и, будь я проклята, если они не сексуальны. — Я даже не знаю, как ведет себя бойфренд. Я просто... обращаюсь с тобой как с человеком.
— Ну, тебе следовало бы обращаться со мной как с незнакомым человеком, — хмыкаю и снова пытаюсь допить пиво. От одного запаха меня передергивает, и я ставлю его обратно. — Ты должен перестать быть таким милым.
— Я мил к незнакомым людям. — Он качает головой и отворачивается, от явного волнения на его челюсти сексуально дергается мышца.
От его слов сердце пускается в галоп, потому что, черт возьми, держу пари, он мил к незнакомым людям. А я сейчас веду себя как засранка. Перегнувшись через стол, я говорю, понизив голос:
— Прости, Сэм. Не хочу вести себя как стерва. Я просто нервничаю, находясь рядом с тобой и братом.
— Так попробуй остыть, — рявкает он в ответ и делает еще глоток пива.
Я скрещиваю руки на груди, раздраженная его требованием, потому что он ведет себя так, будто не поступает неправильно в нашей ситуации.
— Ну, знаешь ли, ты не очень-то помогаешь делу.
Вскинув брови, он тыкает себя в грудь.
— Что, черт возьми, я делаю не так?
Я закатываю глаза.
— Эта твоя фишка с застенчивой улыбкой, перестань так делать.
— Что еще за фишка с застенчивой улыбкой?
— Ты иногда отворачиваешься, когда улыбаешься, потому что не хочешь, чтобы люди видели. Это действительно чертовски мило, и когда ты так делаешь, я немного теряю сознание, а я не могу терять сознание перед братом.