Следы на воде
Шрифт:
И тут моя сектантка отколола номер.
Сперва я подумал, что у девушки начался истерический или еще хуже, эпилептический припадок: она затряслась, забилась, выгибаясь дугой, а на тонких бескровных губах выступила пена. Женщины заголосили.
Доктора сюда! заорал я, укладывая девушку на дряхлый диванчик. Длинные пальцы с красивыми розовыми ногтями впились в мою рубашку, дернули, и я невольно рухнул на пол, на колени, а девушка закричала. Сначала это были просто неразборчивые вопли, но вскоре зазвучали осмысленные
Падите падите все пред видевшим Господа! Ибо близок час, когда Он откроется миру и кара постигнет забывших заповеди Его!
Её побелевшие закатившиеся глаза были страшны.
На колени перед ним! кричала девушка. Ибо за его спиною Господь и великие ангелы Вижу! вижу огненные крылья Господь наш уже на Земле, Он идет! Ты же, Кирилл, меч Божий и правая рука Его, дрожащие пальцы скользнули по моему лицу, словно девушка ослепла, зачем ты стал гонителем ищущих правду и верящих Его слову? Зачем ты пришел к фарисеям и лжецам..? Зачем ты гонишь и истребляешь
Я шарахнулся от нее, как черт от ладана. Вбежавший врач, худенькая маленькая женщина, с неженской силой вцепилась в сектантку и неизвестно, как, но умудрилась сделать ей укол. Девушка обмякла на диване, и ее узкое личико было нечеловечески счастливым, словно она наконец-то закончила долгую и трудную работу.
На мгновение все и женщины, и епархиальные оперативники застыли соляными столпами, ошарашенные и испуганные, а затем сектантки послушными марионетками опустились на колени, и глаза их серые, карие, зеленые, без косметики, накрашенные аккуратно, безвкусно, молодые, в окружении морщинок устремлены были на меня.
Как их уводили, как работали аналитики, как проводили оперативную съемку, я не помню. Просто сидел в кресле, окаменевший и бесчувственный, и бездумно таращился на здоровенный плакат на стене: Пастырь Добрый шествует по облакам, люди внизу простирают к нему руки, а вверху надпись: Бог есть любовь. Потом меня очень деликатно потрясли за плечо. Я обернулся: Серапион.
Ты как? устало спросил он.
Я пожал плечами.
Черт его знает. Шокирован, конечно.
Серапион помолчал, разглядывая Доброго Пастыря. Фотограф в последний раз щелкнул Никоном и закрыл объектив, собираясь уходить.
Я думаю, это психологическая атака. В Казани был случай: такая же истеричка отвлекла на себя внимание, а гуру секты сумел сбежать, он усмехнулся и презрительно добавил в адрес татарских коллег: Профаны.
Я встал. Подчеркнуто аккуратно поправил галстук.
А откуда она знает мое имя?
Серапион хмыкнул.
Каширин, ты, к сожалению, весьма однозначная фигура.
Девушку звали Ульяна, родом она была из очень приличной и богатой московской семьи. Родители, с которыми Ульяна пребывала в полном расплеве уже год, заявили, что заберут блудную дщерь завтра, ибо не могут вот так просто сорваться в нашу кондовую
Ульяна, сидевшая на койке, взглянула на нас исподлобья и не проронила ни слова. Полякова провела быстрый осмотр, сосчитав пульс и смерив давление, и заявила, что девушка в норме. Тогда за дело взялся Серапион.
Итак, Ульяна, в ваших интересах отвечать на мои вопросы быстро, четко и правдиво. Вы понимаете?
Девушка подарила ему гордый взгляд королевы в изгнании, считающей выше своего достоинства общаться с быдлом, и отвернулась к окну.
Вы меня слышите?
На сей раз Ульяна качнула головой.
Ну вот и славно, мягко проронил Серапион и вдруг рявкнул: Где Арнтгольц?
Я вздрогнул, Ульяна же подпрыгнула.
Операция наша натуральным образом провалилась. Гуру секты даже не было в квартире, и отец Серапион пиночил совсем не того, кого надо. Собственно говоря, мордастый мужик а это был не кто иной, как Вася Лютиков по кличке Лютый, снабжавший секту деньгами и проводивший контроль за жизнью паствы получил по заслугам, однако же Серапион избегал смотреть в глаза подчиненным, периодически страшно матерился и выкурил за два часа пачку убийственных сигарет Житан
Я тебя, сучку, спрашиваю! Где этот ваш бык-производитель? Говори, давай, не зли!!
Ульяна с надеждой посмотрела на меня, однако следователь Каширин, впервые за полтора года надевший официальную форму епархии, был строже статуи Дзержинского, и тогда Ульяна заплакала.
На Серапиона было страшно смотреть. В емких и энергичных выражениях он расписал незадачливой сектантке все то, что собирается с нею проделать, особенно упирая на то, что привесит к ее трупу бумажку Убита при штурме; попытка к сопротивлению, и ничего ему за это не будет. Я, человек бывалый, и то содрогнулся, что уж говорить об Ульяне. Она сломалась, когда Серапион прорычал, что Господь в этом деле на его стороне: пылкая романтическая натура правдоискательницы оказалась не готова к подобному повороту дел.
Ульяна впилась пальцами в волосы и принялась раскачиваться взад-вперед, сдавленно шипя и причитая. Поначалу, как и в первый раз, слов я не разобрал, но потом
Ублюдок! завизжала Ульяна. Лживая тварь, ложный пастырь! Знай, слепец, Господь отвернулся от тебя, и идешь ты в яму! она довольно осклабилась: Огонь, смола и сера ждут тебя, нечестивец, попирающий имя Господа и дела Его! Тебе отмстится за нее всемеро! Она вззвала к Господу, и Он услышал свою рабу, Марину! Истинно, истинно говорю тебе: не пройдет и года, как призовет тебя Господь на свой суд и тогда можешь не надеяться на Его снисхождение..!