Слезы пустыни
Шрифт:
— Я знаю, я знаю. Не беспокойся…
— Зачем… Зачем… Почему они нас так?..
— Я не знаю, сестренка. Не знаю. Это плохие люди, ужасные люди…
— Но за что? Почему это? Что мы плохого сделали?
— Не знаю. Но мы остановим их. Не беспокойся. Мы не позволим, чтобы это случилось с тобой снова…
Я отвернулась от малышки и в изнеможении вытерла рукой лицо. Рука была скользкой от крови, но сейчас меня это не заботило. Голова глухо отдавалась болью. Казалось, она вот-вот взорвется. Я почувствовала, как мать малышки подошла ко мне, обняла за плечи и прижала к себе. На секунду я застыла в ее объятиях. Я знала по именам большинство
— Дай бог тебе сил, — прошептала она. — Дай бог тебе сил. Дай бог тебе сил помочь им. И с Божьей помощью все будет хорошо. Все будет хорошо.
Вцепившись в нее, я набиралась сил для следующей девочки. Я готовилась продолжать, чтобы справиться со всей этой болью. Я посмотрела на нее. Кивнула. Я была готова.
Ее темные глаза, омуты непонимания и боли, встретились с моими. Она недоуменно покачала головой:
— Как они могли? Как можно сотворить такое с маленькими детьми?
Я пожала плечами:
— Одному Богу ведомо. Одному Богу ведомо…
— Джанджавиды… Джанджавиды… — прошептала женщина. — Они хотят свести с ума наших детей, наших детей…
— Бог сильнее их, — сказала я ей. — Это бесы, но они слабы. Господь всемогущ. Он уничтожит их. Они набрасываются на детей, как трусы. Но однажды Господь покончит со всеми ними…
Осматривая следующую девочку, я велела себе быть сильной. Я должна быть сильной ради каждой из них. Ради всех. Все они полагались на меня, и если бы кто-нибудь из малышек не выжил, я винила бы себя в том, что не спасла ее. Но я не знала, хватит ли мне сил. Я чувствовала, как гнев и ярость, горькие и едкие, словно кислота, вскипают во мне и угрожают захлестнуть с головой. Я хотела сражаться. Я хотела воевать с арабами. Я хотела воевать, убить их всех до единого, вырезать их всех, выгнать их из нашей страны.
Ненависть, как печь, пылала во мне огнем и яростью. Мне хотелось мстить, мстить! Я попыталась обернуть эту ненависть на пользу. Пожелала, чтобы она придала мне сил продолжать свое дело. И взяв иглу и нить, я повернулась к следующей девочке…
В течение утра одно увечье сменялось другим, пока все это не стало единой нескончаемой картиной ада. Словно зло во плоти пришло в нашу деревню, словно сам дьявол явился свершить свое наичернейшее дело.
Младшей из девочек было всего семь лет, старшей — тринадцать. Все они были обрезаны. Все они подверглись неописуемо бесчеловечному сексуальному насилию. Насколько я знала, из двух учительниц по крайней мере одна также была изнасилована. Лицо мисс Сумии было искажено болью, в глазах читались отвращение и страх.
Мисс Сумия была примерно моей ровесницей. Высокая, элегантная, красивая чернокожая африканка из племени массалит, милая и приветливая. В суданской культуре учитель — весьма уважаемый человек, и потому насилие над ней было даже больше нежели осквернение. Джанджавиды, похоже, намеренно выбрали именно школу, чтобы показать нам, что могут делать с нами все что угодно, — это был их способ вселить в нас неописуемый ужас.
Сумия не сказала мне ни слова о том, что с ней случилось. Я знала, что она хочет оставить все это в тайне, и понимала почему. Сумия была замужем и боялась, что муж узнает. Она чувствовала себя виноватой: виноватой в том, что не сопротивлялась нападавшим, не отбилась от них, не погибла, сопротивляясь. Лучше умереть
Но я и слышать ничего не хотела. С моей точки зрения, каждая женщина и каждый ребенок в этой комнате были жертвами. Как могли они сопротивляться? До нас доходили слухи об изнасилованиях. Такие истории были неотъемлемой частью этой темной и гнусной войны. Но я не очень доверяла этим слухам, и уж тем более ни на мгновение не могла представить себе, что взрослые люди способны делать такое с маленькими детьми. И вот теперь я видела все это своими глазами. То, о чем я боялась и помыслить, оказалось правдой.
К вечеру мы с Саидом зашили последнюю из девочек. Макка, имевшая акушерскую подготовку, помогала нам. Медсестра Сумах промывала раны, кладовщик поддерживал работу угольных печей и непрерывно кипятил воду. Одну только милость Господь явил во всех ужасах этого дня: почти все девочки были слишком молоды, чтобы забеременеть от насильников. Но сейчас обезумевшим жертвам было не до того.
В медпункт были доставлены более сорока девочек, но я знала, что жертв больше. Некоторым родителям было так стыдно, что они забрали дочерей домой, чтобы лечить их в четырех стенах народными средствами. Таким образом они надеялись сохранить случившееся в тайне. Вот печальный факт нашей культуры: жертву изнасилования рассматривают как поврежденный товар, и приключившийся с нею ужас навсегда разрушает ее жизнь.
День подошел к концу, и большинство девочек смогли вернуться домой. Восемь наиболее сильно пострадавших — самые хрупкие, самые младшие — остались. Они — в том числе и маленькая Айша, первая моя пациентка, — были в глубоком шоке и не прекращали плакать. Я держала их в кроватях, под капельницей с физраствором, смешанным с глюкозой, — это должно было помочь от кровопотери и шока.
Родителям я велела принести еды: девочкам нужно попытаться поесть. Лучше всего супа: куриного или бараньего бульона, чего-нибудь легко усвояемого. У самой меня не было времени перекусить, да я даже думать о еде не могла: от потрясения меня тошнило.
Как только девочки попытались немного поесть, я дала каждой по половине таблетки снотворного, чтобы они могли забыться блаженным сном.
Каждая отправилась в страну грез, и мне оставалось только надеяться и молиться, чтобы эта страна оставалась свободной от темных и гнусных кошмаров.
Я села за стол, обхватила голову руками, закрыла глаза и легла лицом на гладкую деревянную поверхность. Не считая родителей пациенток, я была одна: Саид, Макка и другие сотрудники пошли домой отдохнуть. Вскоре, почувствовав чье-то присутствие, я подняла голову. Это была Сумия, учительница.
Она кивнула в сторону девочек:
— Я только хотела узнать, как они… — сказала она.
— Спят, и это хорошо. Надеюсь, утром им будет лучше.
— Ты выглядишь совершенно измотанной…
Я пожала плечами:
— Не думаю, что смогу заснуть после сегодняшнего…
— И все-таки хорошо бы тебе хоть вздремнуть…
— Сумия, расскажи мне, что случилось… Я к тому, что если тебе трудно об этом… просто я чувствую, что мне нужно знать…
— Ты правда хочешь услышать?
Я кивнула. Да, по какой-то необъяснимой причине я хотела услышать. Я надеялась, что это поможет мне справиться со жгучим гневом и болью и я приду к осознанию этого всепоглощающего ужаса, сумею свыкнуться с ним…