Слезы пустыни
Шрифт:
Днем Асия приторговывала на деревенском базаре. Она продавала гоу — муку, используемую для приготовления асиды, специи и мусарран — пучки сушеных кишок животных, которые используются для традиционного рагу. Каждую третью ночь Абахер приходил навестить ее. Асия подавала излюбленные им лакомства, болтала с ним, пока он ел, а потом отсылала его к какой-нибудь из младших жен. Я стара и бесплодна, говорила она, ступай и поработай своей штуковиной с одной из молодых.
Абахеру
Он в любое время мог привести кого-нибудь в дом, чтобы познакомить со своей новой «дочерью». Она — настоящий живой врач, гордо заявлял он. Я не возражала и охотно исцеляла гостя от хворости.
Каждый вечер мы с Асией, поужинав, сидели под звездами. Порой она замечала мою глубоко затаенную печаль. Будущее тревожило меня. Я не забыла тайную полицию в Хашме и их мрачные угрозы. Но больше всего я боялась за свою деревню. Война может дойти до нее в любой момент, а я ничего не узнаю, застряв здесь, в Маджхабаде.
Как ни стала мне близка Асия, я не могла поделиться с ней своими проблемами. Я носила их в себе, мне вообще не хотелось посвящать в них никого из здешних. Я боялась, что, если я все расскажу Асии, она решит, что здесь для меня слишком опасно. Я боялась, что она будет настаивать, чтобы я прекратила работу, не навлекала на себя неприятности, и велит возвращаться в деревню. Этого я не хотела. Я по-прежнему считала, что моя работа важна. Я по-прежнему чувствовала, что, помогая моему народу, я участвую в его борьбе.
Думая об отце, я не сомневалась, что он посоветовал бы мне использовать свои знания и умения для помощи общему делу. В любом случае мне казалось, что в Хашме я перешла некую черту и была теперь частью этой войны. Асия, разумеется, объясняла эту печаль моим образом жизни. Какая может быть у женщины надежда на счастье, вопрошала Асия, если она одинока и бездетна?
Асия умела мягко подавать такие вещи.
— Ты почему не замужем, дочка? Ты должна рожать детей, а не путешествовать и жить в одиночестве.
— Да куда уж мне, — отвечала я. — И вообще, хватит уже всех этих вопросов! Дай пожить спокойно.
Но Асия лишь тихонько посмеивалась над моими отговорками.
— У тебя уже должно быть трое-четверо детей, как у младшей жены Абахера. И что только выйдет из этой твоей чудной жизни, как ты думаешь?
— Все критикуешь, — насмешничала я. — А ведь ко мне подобает относиться с почтением. Разве ты не знаешь, что я врач?
— Заморочили тебе голову ученостью всякой. Я тебе мужа подыщу. В этой деревне наверняка сыщется какой-нибудь неженатый мужчина…
Однажды вечером, примерно через месяц после моего прибытия
Я заметила, как молодой человек взглянул на Абахера. Тот кивнул:
— Ты бы показал ей. Она мне как дочь. Ей можно доверять.
Молодой человек приподнял на себе одежду — под ней была грязная окровавленная повязка. Мгновение он изучающе смотрел на меня, затем указал на рану.
— Так это ты ранен! — воскликнула я. — Но почему же ты сразу…
Я не стала договаривать. Я уже сообразила, почему он не решался открыться. Мне лучше было бы ничего не знать. Тогда я, по крайней мере, могла бы сослаться на неведение, если бы помощь ему навлекла на меня беду.
— Можно? — спросила я, наклоняясь, чтобы осмотреть его поврежденную ногу. Он вздрогнул и снова взглянул на Абахера. — Я должна осмотреть. Я врач. Я тебе помогу.
При свете масляного фонаря я развернула грязную повязку. Ему повезло. Пуля прошла сквозь икроножную мышцу, не задев кость. Но рана была все еще скверной и могла воспалиться.
— Когда это произошло? — спросила я.
— Три дня назад, — ответил он. — Я слышал, что тут есть доктор загава — наша сестра, на нее можно положиться.
Я повернулась к Абахеру:
— Нужно отвезти его в медпункт: рану необходимо промыть и перевязать, а здесь я этого сделать не могу.
Абахер улыбнулся:
— Как скажешь, дочь моя доктор.
В медпункте я устроила молодого человека на одной из кроватей, велела Абахеру вскипятить воду и простерилизовать инструменты. Молодому человеку я велела внимательно следить за моими действиями, чтобы научиться делать это самому, потому что догадывалась: в обозримом будущем он не вернется. Я сняла повязку, промокнула рану, удалила омертвевшую кожу и нанесла антисептический крем. Потом наложила на рану чистую марлю и снова перевязала.
— Можешь остаться на день-другой? — спросила я. — Я хочу понаблюдать за раной, мало ли, вдруг какая-нибудь инфекция.
Он покачал головой:
— Нет, сестра. Но спасибо тебе за все…
— Как думаешь, сам сумеешь справиться? — спросила я.
Он улыбнулся:
— Я не доктор, но постараюсь.
— Я дам тебе достаточно материала, чтобы ты мог сам промывать и перевязывать рану, хорошо?
Молодой человек протянул руку:
— Сестра, тут вот еще что. В зарослях лежит мой друг, его изрешетило пулями. В деревню он прийти не может — это рискованно. Не дашь ли мне лекарств и для него?