Слишком много щупалец
Шрифт:
– Вроде бы все, – сказал я, когда «извержение» закончилось. – Минералка в баре есть?
Видения больше меня не смущали, в голове не шумело, но чувствовал я себя крайне паршиво. Одолевала слабость, какая бывает, когда отходишь от высокой температуры, башка кружилась, и при малейшем напряжении выступал холодный пот. Плюс что-то не так было со слухом – на самой грани слышимости я улавливал басовитое негромкое бормотание, непонятно откуда исходившее.
– Ты отравился? – спросила Ангелика, когда Антон притащил пузырь с минеральной водой, и я опустошил
– Не думаю, – сказал я. – Уф, спасибо… Это наш лысый «друг» попытался меня погубить… Уж не знаю, откуда он проведал, что я был в амстердамском офисе ЦСВ, разве только от той щупальцеватой хари, что из аквариума торчала. Но в общем и целом он меня проклял.
– Ну надо же… – протянул Бартоломью. – А почему нас не проклял?
– Я думаю, что магически наследил там только я – размахивал Печатью и все такое. Кроме того, Шоррот запомнил меня еще по Москве, а вас обоих он никогда не видел. Поэтому и решил расправиться с главным врагом, – я попытался гордо распрямиться, хотя сделать это, сидя на краю ванны и дрожа от слабости, не так просто. – Но у него ничего не вышло!
– Почему, интересно? – тихо спросила наша шпионка, разглядывая меня с таким любопытством, словно она была энтомологом, а я – пришпиленной на иголку и готовой к засушиванию редкой бабочкой.
– Могу ответить совершенно точно, – сказал я. – Это помог ребе, чтобы никогда не вылезла его борода… Он обещал молиться за нас, и слово сдержал. И еще потому, что я таскаю при себе цацку с мерзкой физиономией на одной стороне. Спасибо одному худреду с фотоаппаратом, некогда отыскавшему ее в прибрежных кустах.
И я продемонстрировал кругляш из бледно-желтого металла.
– И ты думаешь, что силы того и другого хватило на то, чтобы уберечь тебя от проклятия Шоррота? – Ангелика, судя по скептическому виду, вовсе не была убеждена.
– Чтобы уберечь – нет… – я встал и картинно пошатнулся. – Но чтобы сохранить мне жизнь и ясность рассудка – да. Если хочешь, можешь поискать другое объяснение, а я пойду, часиков на пять приму горизонтальное положение.
Я добрел до кровати, разделся и вырубился, едва успев натянуть на себя покрывало.
Разбудили меня самым жутким образом – что-то запиликало в самое ухо.
Еще не открыв глаз, я подумал, что злобный лысый колдунец изобрел для меня новую пытку, но затем сообразил, что это всего-навсего зазвонил сотовый. Понятно, что вчера ночью я и не подумал о том, чтобы выключить его или перевести в бесшумный режим.
– Пат-пат-патрясающе, – пробормотал я, нащупал зловредный аппарат и приложил к уху. – Да?
– Привет, Пат, – сказали из мобилы по-английски приятным мужским голосом.
– Привет, – ответил я. – А ты кто?
– Это Харальд Иверсен. Помнишь меня?
– А, конечно… – тут я начал потихоньку просыпаться, и в мозгу зашевелились первые жиденькие утренние мысли. – Как такое забыть? Рыбалка в Тронхейм-фьорде и все такое.
Харальд Иверсен – наш человек в Норвегии, он журналист, работает на местные
Познакомились мы с ним два года назад, когда я проводил отпуск в стране фьордов. На рыбалку тогда съездили отлично, не поймали ничего, но зато выпили три бутылки привезенной мной водки, перемежая ее жутким местным пивом. Тут выяснилось, что Харальд – мужик что надо, что он даже пьяный может управлять катером и внятно разговаривать с полицейскими.
– Ну да, рыбалка, – несколько натянуто подтвердил норвежец. – Я с позавчерашнего дня работаю над вашим проектом. Мистер Арнольд прислал мне материалы, дал задание и велел ждать тебя. Так вот я хотел узнать, когда ты будешь? Я сейчас в Бергене, и тебе лучше лететь прямо сюда.
– Так… – Я разлепил веки и оценил обстановку: за окном светло, «экстра бед» Ангелики заправлена, а из душа доносится плеск воды. – Наш маленький революционный отряд имени Арнольда Тарасыча сейчас в Хайфе, но тут нас вроде бы ничего не держит. Думаю, что доберемся до вас сегодня, в крайнем случае – завтра. Давай, я тебе перезвоню.
– О'кей, – сказал он, и на этом разговор закончился.
– Эй, Антон! – позвал я замогильным голосом. – Ты спишь?
– Нет, ваш разговор слушаю. Что, пора вставать?
– Ты на диво догадлив, юный падаван, – я откинул покрывало и спустил ноги на пол. – Подъем!
Слабость, как быстро выяснилось, никуда не делась, но я был рад и тому, что меня не тошнит и в черепушку не лезут дурацкие видения. Я быстренько залез в Сеть и забронировал три билета до Бергена – не на прямой рейс, а с пересадкой все в том же Франкфурте.
Перезвонил Харальду, велел ему встречать нас с оркестром и цветами.
– Мы куда-то летим? – спросила Ангелика, появившаяся из душа как раз в тот момент, когда я положил трубку.
– Туда, куда мы и намеревались, – в Норвегию. В «Бен-Гурионе» нам надо быть через два с половиной часа, так что собирайтесь и вызывайте такси, – и, поднявшись на подрагивающие ноги, я отправился в ванную.
Отражение в зеркале повергло меня в ступор: бледная вытянувшаяся физиономия, темные круги под глазами, на лбу и висках – мелкие царапины, волосы торчат клочьями, на носу – большой прыщ.
Не иначе его наколдовал злобный Хаим Шоррот.
«И это я?» – подумал я уныло и потянулся к бритве.
Бритье помогло примерно так же, как мертвому – клизма, но после завтрака с большим количеством кофе я стал выглядеть немного лучше и почувствовал себя бодрее. Мы погрузились в такси с водилой-арабом и под аккомпанемент льющихся из магнитолы заунывных мелодий типа «палка-палка, два струна, я хозяин вся страна» помчались на юг, к Тель-Авиву.
В «Бен-Гурионе» с нами вновь обошлись довольно немилосердно, и в этот раз больше всего досталось мне. Увидев мою бледную и слегка перекошенную физиономию, погранцы решили, что перед ними либо наркоман, либо террорист, и принялись радостно меня досматривать.