Слишком смышленый дурачок
Шрифт:
Не едали мы ваших мышиленов, мне и чухонская кашка очень даже в радость. Дома кормили куда хуже и в основном остывшими да подсохшими остатками того, что подавали в тётушкином трактире. Впрочем, кузены ели то же самое. А учитывая, что тётушкин трактир – ещё тот клоповник, переход на ушкуй в плане питания был оценён мною по достоинству.
Я взял протянутую тарелку и тут словно получил первое реальное подтверждение, что в меня действительно кто-то вселился. Прямо бешеный бес какой-то! А всё потому, что я начал заглатывать кашу с невероятной скоростью, практически не пережёвывая. Словно боров какой. Видел однажды, как они жрут. И только замерев с не донесённой
С трудом проглотив кашу, я почувствовал на себя насторожённый взгляд Чухони, так что пришлось продолжить в прежнем духе. Впрочем, это было не так уж сложно – едва расслабился, как снова проснулся прожорливый зверь, причём не вселившийся, а тот, который жил во мне с рождения. Тарелка быстро опустела. К этому времени как раз подошёл капитан и, получив свою порцию, уселся за столиком у борта. Он как-то странно посмотрел на меня, и я осознал, что моя компания явно не улучшает ему и без того не очень хороший аппетит. Проблему решил Чухоня. Он заполнил ещё одну миску, воткнул в кашу ложку и протянул мне. Обрадоваться я не успел, потому что старый ушкуйник строго сказал:
– Отнеси Гордею и не вздумай приложиться к чужому. Вернёшься, и я отдам тебе порцию Осипки.
В первый момент я хотел возмутиться, затем понял, что не поймут. Даже простое «хорошо» показалось мне лишним, поэтому просто кивнул.
В тёмное Гордеево царство спускался с некоей опаской, при этом костеря себя за необоснованные опасения. Раньше я здесь не бывал. Гордею, который на палубу выбирался крайне редко, еду относил Осипка. Да и вообще, кузен являлся эдаким поводырём для туповатого родственника. Практически все приказы от капитана ко мне приходили через двоюродного братца, который чуть ли не на пальцах объяснял, что нужно брать и куда тащить. Теперь понятно, почему так напряглись ушкуйники. Они просто не знали, как теперь вести себя со мной. Надеюсь, успешный эксперимент с переносом тарелки каши немного их успокоит. Обдумывая это, я ещё больше уверился в том, что не нужно показывать, насколько поумнел. Ничем хорошим это не закончится.
Несмотря на все мои опасения, внизу оказалось не только не страшно, но даже не очень темно. Правда, тесновато для меня, а вот невысокий и кряжистый Гордей, казалось, сидел тут как влитой. Сидел в прямом смысле, потому что он как раз плюхнулся на низенький табурет, перед этим закрыв массивную дверку топки.
Привыкнув к искусственному освещению тускловатых лампочек, я понял, что был не прав в ещё одном предположении, причём ошибались и старый я, и новый. В машинном отделении, которое, если прикинуть, вместе с дровяным бункером занимало как минимум треть корпуса ушкуя, было необычайно чисто. Нигде ни копоти, ни потёков мазута, лишь лёгкий и не такой уж неприятный запах. Иногда прорывались тоненькие струйки пара да натужно ухали какие-то механизмы за тонкой переборкой.
Гордей с удивлением уставился на меня и вдруг поднял руку к груди. Чуть провернув кисть, он изобразил какой-то знак большим и указательным пальцем. Затем сделал ещё пару жестов, но тут же прервал себя и обречённо махнул рукой. Удивительно, но первый знак я понял. Его можно было перевести как вопрос «где?». Остальное разобрать не получилось, но и так всё ясно. Гордей спрашивал, где Осипка.
Как ответить глухонемому, я понятия не имел, поэтому показательно ухватил себя левой рукой
– Утащили. Русалки.
Гордей поражённо охнул и перекрестился. Я тут же последовал его примеру, едва успев переложить тарелку в левую руку, при этом чуть её не выронив. Закончив крестное знамение, тут же от греха подальше сунул подношение механику.
Гордей принял тарелку, а я ещё раз осмотрелся вокруг. Всё здесь мне было очень интересно, и хотелось поглядеть поближе, особенно на то, что творится за тонкой переборкой. Взгляд, переходящий с одного механизма на другой, вдруг наткнулся на недовольное лицо Гордея, который так и не начал есть свою кашу. Похоже, мне здесь не рады. Ну что же, вернусь на корму, хотя и там моему появлению никто обрадуется.
Внезапно интересная мысль заставила меня замереть, едва я выбрался на палубу. А ведь Гордей раньше со мной почти не общался, и некоторые изменения не покажутся ему странными. По крайней мере, удивится он меньше остальных. К тому же, после того как я узнал один из жестов языка глухонемых, во мне возникло жгучее желание выучить его полностью. Судя по тому, что помню, даже капитан общался с механиком в основном с помощью надписей на специальной дощечке.
Что же, это похоже на простенький план, имея который даже как-то дышать стало легче. Нужно вплотную заняться построением новых планов. Они явно облегчают жизнь и придают уверенности. То, что я довольно быстро справился с заданием, явно приободрило и капитана, и Чухоню. Когда я доел вторую тарелку каши, они снова отправили меня в машинный отсек, но теперь уже с большой кружкой чая и печатным медовым пряником. Вот тут, чтобы сдержаться и не откусить половину, пришлось приложить изрядное усилие воли. Похоже, даже когда то, что могло вселиться в меня, проявит себя по полной, бороться с ним будет легче, чем с собственной прожорливостью.
Ускорившись, я чуть не расплескал чай, но донёс всё в целости и сохранности. А ещё через минуту понял, что если бы позарился на чужое, то последствия были бы печальными. Гордей аккуратно взял в руки кружку, снял с неё пряник и с наслаждением вдохнул его запах. Затем, в предвкушении прикрыв глаза, откусил кусок. Похоже, наш механик ещё тот сладкоежка. У меня тут же зародился ещё один план, и в этот раз всё моё нутро чуть не взбунтовалось. Пойти на такие жертвы внутренний проглот был не готов.
Поздно, дружок, это раньше ты мог мной управлять, а сейчас я думаю не желудком, а головой. Десерт мне выдали только в одном экземпляре. Очень хотелось потребовать ещё один пряник, но по угрюмой физиономии Чухони понял – не даст. Печально, учитывая то, что я запланировал сделать через пару минут.
Я не стал пить чай на корме и отправился к Гордею. Механик, когда увидел, что спускаюсь к нему в третий раз, наградил меня раздражённым взглядом, который тут же сменился на удивлённый, потому что я без лишних затей протянул ему свой печатный, медовый и очень вкусный… да успокойся ты уже!
Свой десерт Гордей уже доел. Знак, который он мне показал, я не понял, но догадался, что немого интересуют причины, по которым я пошёл на такие жертвы. Старательно… как же это называется? Во! Старательно артикулируя губами, я произнёс:
– Научи.
Для убедительности начал показывать кистями рук всякие кракозябры, чем вызвал недовольную гримасу на лице Гордея. Он с минуту думал, затем неожиданно для своей вечной суровости улыбнулся, взял пряник и, разломив его, половину протянул мне.