Сломанная кукла
Шрифт:
Я - по привычке - с идеально ровной спиной и правильно по этикету поставленными ногами. Он - вальяжно развалившись на стуле.
Филипп приторно красивый мальчик. Еще не потерявший юношескую очаровательность и тонкость. У него такой же цвет волос, как у меня и такие же голубые глаза.
Непроницаемый, чуть раздраженный взгляд.
Мы не общаемся. Даже не здороваемся.
Но глядя ему в глаза, я словно смотрюсь в зеркало.
Нам подают блюда. Как и всегда было раньше - каждому своё.
У меня -
А у Филиппа - паста со сливочным соусом и лососем. Я чувствую запах. Сглатывая слюну, жадно смотрю на неё.
Отец, хмурясь, читает что-то с планшета.
– Филипп, сядь нормально, - тихо просит мама.
Он чуть шевелится, но позу не меняет.
Отодвигает пренебрежительно пасту.
– Не хочу это...
– А что ты хочешь?
– сдержанно и не отрывая взгляд от экрана спрашивает отец.
Неожиданно его срывает, он лупит ладонями по столу. И орет с надрывом
– Верните мне телефон!! Я хочу свой ебанный телефон! Ясно вам?!
И эта эмоция взрывает меня.
Дернув за край скатерти, я запускаю волну и тарелки летят в его сторону. Чашка с пастой падает как юла на бок, и часть пасты шлепается ему на брюки.
В шоке он подскакивает.
В столовой звенящая тишина.
– Пошел отсюда в свою комнату!
– шепчу ему яростно.
Пиная стул уходит. Встаю, дотягиваюсь через стол до его тарелки, забираю ее. Ем остатки пасты, глядя в глаза отцу.
Это очень вкусно!
Мама начинает тихо плакать. Отец на несколько секунд закрывает глаза. Вдох...
– Подайте Божене пасту.
Отрицательно качаю головой, доедая последний кусочек.
– Спасибо, не нужно. Я наелась.
Выхожу из столовой. Ложусь спиной на стену у входа.
– Это всё твоя вина! Твоя...
– плача шипит на него мама.
– Почему мы должны терпеть этого мальчишку?! Он не нравится Божене!
– Они будут общаться.
– О чем им общаться? Они из разных миров! Наша девочка и этот…
– Помолчи, - сурово.
– Ты еще передай ей ту записку! Давай пустим в ее круг все отбросы общества! Я читала про него твои бумаги. Он псих! “Параноидальный психоз”! Он убийца, чудовище! Хватит нашей девочке чудовищ.
– Я запрещаю тебе заходить в кабинет. Ужин закончен. Уберите все здесь...
Во всем произошедшем, нашем неприличном сходстве с Филиппом и их интонациях, мой радар неожиданно вдруг улавливает то, что Филипп мне не двоюродный. Что он здесь не добровольно. Что отца, он, возможно, и не знал раньше. И его здесь заперли как и меня, ради безопасности.
И записка. Записку мог передать только Гордей. Мой “псих”.
Я не обижаюсь на маму. Она сумасшедшая тоже. Уверена если поискать, и для неё найдется диагноз.
Ухожу на второй этаж в поисках
Повернув ручку, открываю ее.
Подрываясь, что-то прячет под подушку и с пульта выключает звук.
Он в трусах и толстовке.
Дёргает бровями - типа, "чего надо?". Но уже не агрессивно, скорее растерянно.
Смотрю на его ноги. Специфическое, знакомое мне по балету строение. Правильные икры и хорошо развитые мышцы. Он мог бы тоже заниматься балетом.
Закрываю за собой дверь.
Прохожу, сажусь возле него на кровать. Он оседает рядом.
Сидим, молча смотрим в занавешенное окно.
– Извини, - ведёт он пятерней по волосам.
– Сорвало башню...
– Ничего. Давай его сюда, - протягиваю раскрытую ладонь.
Вздохнув, вытаскивает из под подушки телефон. Шлёпает мне на ладонь.
– Я никуда не звонил. Только с девушкой своей переписывался. Можешь посмотреть. Это телефон моего друга. Я должен буду вернуть его через несколько дней. Я знаю, что это все ради твоей безопасности...
– недовольно.
– Я её не нарушал.
– И ради твоей, - скашиваю на него взгляд.
– Тот человек, от которого нас защищают... Ты ему интересен не меньше, чем я. Ему плевать - мальчик, девочка... И поверь мне, тебе надо сделать все, чтобы к нему не попасть.
– Я-то ему зачем? Я вообще тут никто!
Тяну его за рукав. Подвожу нас к зеркалу. Мы оба примерно одинаково подстрижены, у нас одинаковая форма черепа и носа. Он повыше всего на пару сантиметров, мы практически одной комплекции. Но у него шире плечи. Единственное,что нас отличает - губы.
– Пиздец...
– через зеркало смотрит мне в глаза, тяжело сглатывая.
– Я телефон у себя оставлю. Не говори никому.
Ухожу к себе.
Через некоторое время он сам приходит ко мне.
Тоже молча садится рядом.
Пялимся в стенку.
– Я посижу?
– Посиди...
Через некоторое время он оживает.
– Я видел на записи твои репетиции, выступления. Мать твоя включает иногда. Думал, ты какая-то кукла.
– Я и была кукла.
– А когда ты вернулась, думал ты теперь чокнутая...
– Всё правильно.
– Ты приходи. В приставку пошпилим.
– Приду...
Глава 39 - Внешность обманчива
Кабинет отца заперт. Он сам - в отъезде. В Москве. Я знаю, что на него заведено дело. И ведут его тоже Зольниковы. Они будут делать все, чтобы вывести его на минимальную меру наказания. Но оно будет серьезным и избежать его не удастся. Срок будет большой. За ним цепочка должностных преступлений. Они не доказаны, но когда Мансурова возьмут и все начнут давать показания...