Сломанная нота

Аларкон Нелия

— Каденс.

Я вздрагиваю и смотрю на Хантера.

Он хмурится, губы сжаты в тонкую линию.

— Ты все время отвлекаешься от меня.

— Ты слишком много говоришь. — Бормочу я.

Его брови напрягаются. Он смотрит на меня так, будто не знает, кто я такая.

Я достаю вуаль, накладываю ее поверх только что сделанного макияжа и протягиваю ему завязки.

Он закрепляет ее на затылке.

— Если бы я знал, что с тобой будет столько проблем, я бы не согласился на

эту работу в личной охране.

— Тогда иди домой. — Говорю я.

Я не просила никого следовать за мной в мою собственную версию ада. На самом деле, я бы предпочла побыть одна. От постоянного обеспокоенного взгляда Хантера мне становится только хуже.

— Готово. — Говорит Хантер.

Я поднимаюсь со стула. Глаза Хантера скользят по мне. Если бы я не была так мертва внутри, мне бы, наверное, польстил блеск восхищения.

Художник по костюмам Джарода Кросса сшил для меня черное платье с элегантными блестками и длинной вуалью, которая ниспадает с моей макушки и расходится за пианино, когда я сажусь.

Сзади платье немного более сексуальное, с вырезом, который демонстрирует тонну кожи под вуалью. Есть и соответствующая маска, чтобы скрыть нижнюю часть моего лица.

Когда Джарод спросил меня, что я хочу надеть, я ответила, что это неважно. Когда я выйду в зал, единственное, что я покажу миру, — это мои глаза.

Я замечаю, что Хантер все еще смотрит на меня, и хмурюсь.

— Не пора ли мне выйти на сцену?

— О. Точно.

Он прочищает горло и открывает передо мной дверь.

Я иду с ним по коридору, неся на одной руке кончик фаты.

Хантер шагает в ногу со мной.

— Завтра у тебя выходной в день рождения. Что ты хочешь сделать?

— Ничего. — Бормочу я. Мы уже ближе к сцене. Звуки эпатажной музыки Pain&Punishment наполняют воздух. Басы проникают под кожу и заставляют мое тело вибрировать.

Хантер бросает на меня ругательный взгляд.

— Восемнадцать — это большое число.

— Мисс Сопрано.

Менеджер команды протягивает мне руку.

Я впиваюсь пальцами в его руку и встречаюсь взглядом с Хантером.

— Это просто еще один день.

— Давай сделаем что-то особенное. Сегодня вечером. Мы отпразднуем твой день рождения как следует.

Хантер ободряюще улыбается.

Мои губы остаются плоскими. Мое сердце остается холодным.

Я поднимаюсь на верхнюю площадку лифта.

Когда платформа поднимается, я вижу переполненный зал. Безликие фигуры. Крики, достаточно громкие, чтобы разбить мои барабанные перепонки. Слишком большие и яркие огни.

Я поправляю наушник, радуясь, что у меня есть внутриушной монитор, чтобы я могла слышать себя, когда придет время играть на пианино.

Лидер группы Pain&Punishment

какой-то парень, чье имя я забыла сразу, как только он его назвал, жестом указывает мне на место. Прожекторы смещаются, освещая мою голову. Он горячий, как солнце, но я все равно дрожу.

Крики становятся громче. Все, кажется, на взводе, они так напряжены, что я могу отправить их на Луну на ракете.

Я участвую в последнем сете группы.

Грандиозный финал.

Эмоциональный удар.

Так меня назвал фанат, встретивший меня за кулисами прошлой ночью.

И, возможно, я и есть — мировая эмоциональная груша для битья.

Я занимаю место за роялем, пальцы на клавишах. Маска надета.

Не Каденс Купер.

Для них я — Сопрано Джонс.

Я прижимаю пальцы к клавишам. Из рояля вырывается низкая, призрачная мелодия. Ноты слишком темные, слишком опасные, чтобы существовать на свету.

Я склоняю лицо над клавишами, и дикие, жестокие эмоции просачиваются сквозь трещины в моем сердце.

Это прискорбно.

Каждый день я встаю и загоняю свои чувства в клетку. Но они всегда вырываются наружу и убегают в ночь, когда я играю. Это всё музыка. Она отпирает дверь к боли, удовольствию, страху, радости.

Ко всему.

Я в маске, но не могу спрятаться здесь.

Толпа молчит. Они всегда молчат. Слушают. Ждут. Задерживают дыхание, пока я не напомню им, что нужно дышать.

Лидер группы играет на гитаре.

Акустическую. Датч предпочитает электрическую...

Но я не думаю о нем.

Я бью пальцами по клавиатуре. Сердитые удары. Громче. Громче.

Музыка нарастает вокруг меня, питаясь моим гневом. Жадная до боли, которая выползает из моей мелодии.

Публика начинает петь и кричать. Масса тел колышется откуда-то из-за моей спины.

Я не вижу этого. Не слышу.

Мои пальцы опускаются ниже. Все ниже. Пока я не исчерпала все октавы, и клавиш не хватает, чтобы выразить всю глубину моего гнева.

Я поднимаюсь обратно на более высокую октаву и удерживаю аккорд как раз в тот момент, когда песня заканчивается.

Я тяжело дышу, выбиваясь из сил, когда последняя нота затихает. Толпа ревет и скандирует мое имя.

Сопрано! Сопрано! Сопрано!

Участники группы ухмыляются друг другу. Они думают, что это уловка, когда я так переворачиваю свое пианино. Скрытая девушка, с ног до головы покрытая вуалью и маской. Маркетинговый трюк. Билет в один конец, чтобы стать вирусным.

Они не возражают, что я не занимаюсь с ними. Или не разговариваю с ними. Или забочусь о них. Для безымянной группы из реестра Джарода Кросса я — то, что их выделяет.