Сломанное небо Салактионы
Шрифт:
К тому времени, как флаер пришвартовали, наступила ночь. Абуладзе вернулся на борт и, ругаясь в темноте, выгружал свои ненаглядные сейсмодроны. Обессиленный Чарли Кутельский сидел, свесив ноги с платформы, и контролировал швартовочный конец. Натруженные штурвалом руки отдыхали у него на коленях. Иногда он растирал немеющие пальцы.
Переодевшаяся в майку-балахон Моника с прищепкой в зубах вышла на платформу, отыскала на перилах среди сохнущего мужского белья свободное место для своих единственных трусиков. Оглянулась на Чарли, села рядом, бедро к
– Напугал вас?
Она не ответила.
– У меня иногда такое бывает, судорога и отключка. Врачи говорят: со временем пройдет.
Девушка взяла его руку в обе свои и благодарно поцеловала в ладонь.
– Ты спас нас сегодня!
– Ты спас нас сегодня! – эхом ответил Абуладзе, появляясь на платформе.
– Рад стараться! Глаза боятся – руки делают! – скромно отозвался счастливый Кутельский.
Затем шепнул Монике:
– Постой!
Он с многозначительным видом сунул руку в карман, дождался, пока геолог скроется в домике, вытащил что-то.
– Смотри!
Чарли разжал кулак. На ладони лежало небольшое плетеное из проволоки колечко.
Моника покраснела, отпрянула, стала как будто выше. Глаза у девушки загорелись, она всплеснула руками:
– Какая прелесть! Это мне?
– Да! Примерь!
Она мгновенно натянула кольцо на безымянный палец и завертела рукой, любуясь подарком под разными углами. Кутельский обеими руками за плечи притянул девушку к себе и выдохнул ей в ушко счастливое:
– Моя!
***
– И как успехи? – Моника снова в фартуке как бы случайно тронула клавиатуру, но вместо схемы планеты на экране возникла фотография обнаженной красотки в натуральную величину. – Ого!
Пока покрасневший Абуладзе пролетел несколько шагов с кухни, Моника успела пролистать еще несколько изображений, все откровенней и откровенней.
– Это мне… Для вдохновения, – Лев Саныч отобрал у девушки клавиатуру, вернул на экран изображение планеты, – И потом… Я – человек одинокий, чего мне оправдываться?
Кутельский хотел было спросить, почему изображения, а не видео? Но не успел. Моника снова ткнула в клавиатуру в руках геолога и вывела крупным планом на экран формулу Скруджа-Григорьевой.
– Вы подобрали новую пару для пси и газовой погрешности?
Лев Саныч Абуладзе промокнул плешь на голове носовым платком:
– Не подбор, это – функция! Остальные две константы я трогать не стал, они справедливы и для этого типа планет. Вот смотрите!
Он нажал комбинацию клавиш на клавиатуре, и на экране возникла пара планет. Первую Салактиону, в отличие от второй, можно было узнать по мелкой сетке геологических маркеров. Внутри планеты переливалась голубая масса – ради наглядности Лев Саныч добавил третий цвет.
– Да ладно, ваш гибсоний вот так прямо и клубится? – Моника обернулась к Чарли, ища поддержки.
Уставший после полета пилот не слушал товарищей и тупо смотрел в стакан:
– Почему
– Конечно, вы правы, Моника, – Лев Саныч кокетливо опустил глаза, – Но обязательно некая масса участвует в круговороте Салактион, и мне очень хочется считать, что это именно гибсоний.
Моника выжидающе молчала.
– Ну, конечно, работа еще не окончена, все-же я не астрофизик, а геолог, – с каждым словом Лев Саныч смущался все больше.
– Функция профессора Абуладзе для двойных планет согласно теореме Скруджа-Григорьевой! – торжественным голосом объявила Моника.
– Профессора Абуладзе? – Чарли приподнял брови.
– Вы знаете? – Лев Саныч иронии в голосе пилота не заметил, на мгновение смутился, и твердо ответил: – Да! Когда-то я был профессором.
Геолог выпрямился, прошелся по лаборатории, как по сцене, галантно обошел мусорную корзину с рыбьими костями, и расправил несуществующую бабочку на застиранной армейской майке-велосипедке.
Кутельский прыснул в стакан, но ни девушка, ни ученый не шутили.
– А если серьезно, – Лев Саныч остановился перед севшей в его кресло Моникой, – включение в модель Гизы означает, что на Салактионе должна быть зима!
Профессор указал пальцем в пол:
– Зима вот здесь, на этой самой станции. А зимы нет!
Моника вскочила с кресла, ничуть не смущаясь присутствия Кутельского, обняла профессора за талию и чмокнула в небритую щеку.
– Вы – гений, Лев Саныч! Самые выдающиеся открытия всегда происходят на стыке наук! В вашем случае на стыке астрофизики и геологии!
Девушка отстранилась от лица профессора, но продолжала обнимать его за то, что когда-то было талией.
– Главное – не останавливайтесь! Только вперед!
Кутельский тихо плюнул в пустой стакан – на него не обратили внимания.
– Мы и не будем останавливаться! Коллега!
Абуладзе взял девушку за руку и, задумавшись, подвел ее к креслу, словно кавалер даму после танца.
– Мы! – подчеркнула Моника и звонко засмеялась.
От ревности Чарли едва не задохнулся. Рывком вскочил со стула. В глазах сразу потемнело.
«Брякнуться в обморок прямо сейчас?!»
Во рту пересохло. Стиснув зубы, Кутельский нащупал кухонный стол и мелкими шажками двинулся в сторону кулера. Ни Моника, ни Лев Саныч не заметили его состояния – ученые вернулись к экрану и возбужденно поочередно тыкали в него пальцами. Их слов пилот уже не слышал – в ушах барабанил пульс.
«Да что с тобой, герой-любовник?»
Не дойдя до кулера с питьевой водой, Кутельский увидел трехлитровую пластиковую бутылку с пивом, наполнил стакан, пригубил и…увидел на столе свой подарок – Моника сняла колечко, когда мыла руки, и забыла. Чарли посмотрел на кольцо сквозь пиво в стакане. Оно показалось ему чудесным, а легкомысленная Моника просто недостойной такого подарка.