Сломанные ангелы
Шрифт:
Я взглянул на Депре, и тот осклабился.
– Нет.
– Это радует. Хватило дерьма еще в частях быстрого реагирования. Стадо безмозглых ублюдков. Должна сказать, мне не кажется, что убивать так уж трудно. Эта способность есть у нас всех. Убийство – дежурная встряска.
– И, конечно, тренинг.
– Ковач, ты нарочно издеваешься?
Я отхлебнул из стакана и затряс головой. Печальное зрелище: молодая девушка совершает те же ошибки, что много лет назад сделал я сам.
– Ты с Лимонских гор? – спросил Депре.
– Да,
– Наверное, сталкивалась с братством «Карефоур»?
Крюиксхэнк сплюнула. Достаточно точно – аккурат под поручень и ни капли на палубу.
– Подонки. Да, они были повсюду. Особенно зимой двадцать восьмого. Шлялись туда-сюда, обращали в свою веру и жгли деревни, если их не хотели слушать.
Депре обменялся со мной многозначительным взглядом. Я решился сказать:
– Знаешь, а ведь Хэнд состоял в этом братстве.
Она выпустила дым.
– Сразу и не скажешь. А-а… какая разница? Пока нет войны – такие ведут себя как обычные люди. Знаешь ли, учитывая дерьмо, что сейчас валят на Кемпа…
Она замялась, задумчиво озираясь вокруг. На Санкции IV стало обычным проверять, нет ли поблизости кого-нибудь из политического управления. Они примелькались как зашкаливающие дозиметры.
– По крайней мере та сторона не стояла бы за веру истинную. Еще в Лимонии до начала блокады я слышала, что братство изгнали из Индиго-Сити.
– Боже мой, хватит уже! – сухо заметил Депре. – Не много ли конкурентов для шишки масштаба Кемпа?
– А что? Я слышала, квеллизм тоже отрицает религию.
Я фыркнул.
– Эй, ты что?
В круг влез Шнайдер.
– Ну-ка, ну-ка… я тоже слышал. Помнишь, что сказала Квел? «Плюнь в деспотичного бога, что путает веру и счет…» Кажется, так?
– Не хрен мешать кемпистов и тех, кому по душе идеи Квел, – вмешался Оле Хансен. Он сидел, привалившись к поручню, и держал в одной руке мундштук. И ехидно произнес, протянув его в мою сторону:
– Правда, Ковач?
– Это вопрос. Кемп у Квел украл… Многое заимствовано.
Взяв мундштук, я втянул дым, держа сигарету в другой руке. Дым приятно наполнил легкие, словно облепив изнутри прохладной простыней. После сигары его действие казалось мягким, хотя вовсе не таким вкрадчивым, как тогда, на Гаерлейне-20. Наконец внутри прошла резкая волна, а грудную клетку пронизал ледяной ветер. Закашлявшись, я ткнул сигарой в сторону Шнайдера:
– Дерьмом воняет твоя цитата. Неоквеллистский бред. По-моему, стишата просто сфабрикованы.
Слова произвели вялый эффект.
– О-о… хватит…
– Что?
– Боже, да это были ее слова, сказанные на смертном одре…
– Шнайдер, она не умирала!
– Умирала, не умирала… это действительно вопрос веры, – иронически заметил Депре.
Все снова засмеялись. Еще разок затянувшись, я передал мундштук нашему записному убийце.
– Ладно,
– Назови это прощальной речью.
– Назови это хренотенью.
Пошатываясь, я встал на ноги.
– Ты хотел цитату, я тебе сейчас сделаю цитату.
– Й-йес!..
– Давай!
Все отодвинулись, уступая место для драки. Откашлявшись, я громко продекламировал:
– «Мне не нужно прощения», вот что она сказала. Слова из «Дневников кампании», кстати – не фальшивка. Книгу нашли в руинах перепаханного микробомбами Миллспорта. Тогда лидеры Харлана как один сидели в эфире. Разглагольствовали, дескать: «Бог забрал ее, предъявив счет за души, погибшие с обеих сторон». А вот настоящие слова Квел: «Мне не нужно прощения, тем более от бога. Как все тираны, бог не стоит и плевка, брошенного в его сторону. Торговаться с богом? Наша сделка куда проще: я не дам ему ничего, а он заплатит тем же». Так говорила Квел.
Аплодисменты сорвались с мест как птицы. Потом все опять затихли. Я оглядел лица, ожидая увидеть ироническое выражение. Серьезнее других речь воспринял Хансен. Вцепившись в мундштук, он сидел неподвижно, и взгляд его казался остановившимся. Шнайдер, напротив, с чувством освистал аплодировавших и принялся тискать Крюиксхэнк. Стрельнув глазками по сторонам, лимонская девочка радостно захихикала. Что касается Люка Депре, реакция убийцы осталась неопределенной.
– Почитай нам стихи, – спокойно попросил он. Шнайдер оскалился.
– Ага, про нашу победу.
Мне почему-то вспомнилась госпитальная палуба. Леманако, Квок и Мунхарто. Они стояли вокруг, и раны были их единственными наградами. Они никого не проклинали. Волчата из «Клина», пушечное мясо. Они смотрели на меня в ожидании слов, уже зная, что их бросят в мясорубку и все начнется сначала. Где же мое прощение?
– Никогда не читал ее стихов, – солгал я и медленно пошел к носу судна вдоль поручня. На баке я облокотился на ограждение и сделал глубокий вдох – так, словно воздух на самом деле был чистым. На горизонте постепенно гасли огни пожара, догоравшего после нашего обстрела.
Несколько минут я смотрел, время от времени переводя взгляд с огней на кончик тлеющей сигареты. Подошла Крюиксхэнк.
– Похоже, квеллистские штучки глубже, чем кажутся. Хе… То, что ты с Харлана – это не шутка?
– Нет.
– Нет?
– Категорически. Квел… Она была чертовым параноиком. Движением руки убивала больше народу, чем флот Протектората за год боевых действий.
– Ого, впечатляет.
Посмотрев на Крюиксхэнк, я не смог удержаться от смеха.
– Ой, ой… Крюиксхэнк, Крюиксхэнк…