Слово и дело. Книга 2. Мои любезные конфиденты (др. изд.)
Шрифт:
Но султан турецкий скоро прислал Каплан-Гирею в подарок ларец искусный; внутри ларца на бархатной подушке, змеей свернута, лежала шелковая петля, которой хану и советовали удавиться…
Над могилами солдат русских цвел горький миндаль.
В степях за Сечью Запорожской не угасала звезда Марса.
Азов еще не пал, и это воодушевляло турок.
Ногайцы и татары убивали курьеров Миниха, и Петербург жил в неведении, что творится с армией внутри Крыма.
Глава десятая
Ласси в белой рубашке, прилипшей
– Триста гренадер, – прикидывал фельдмаршал, руки об вытоптанную траву вытирая, – семьсот мушкетеров да полтысячи казаков… Хватит ли? Да, хватит, чтобы овладеть палисадом.
Донской флотилией командовал вице-адмирал Петр Бредаль.
– Галера из Таврова подошла? – спросил его Ласси.
– Сейчас на ней отправлюсь в море. Плашкоуты и прамы к бою готовы. На паромах установлены большие мортиры… История, фельдмаршал, любит повторяться: я при Петре Великом делал то же, что делаю сейчас, – опять беру Азов у турок… Ха-ха!
Ласси поднялся с барабана, указал в даль моря:
– Турецкий флот идет под парусами. Его бояться нам?
– Не надо… Им мелководье не позволит подойти ближе для подмоги гарнизону. Турецкий флот останется за баром, а мы свои прамы и дубель-шлюпы протащим даже по песку.
– Вы с моря бросьте ядра в турок. Да как следует раскалите их сначала на жаровнях.
– Есть! Мы их прожарим докрасна…
Взрывая воду мутную ударами весел, тяжко прошла галера. За нею проскользили прамы. И потащились в сторону Азова паромы с пушками. От ядер раскаленных в крепости начались пожары. Все складывалось хорошо. Солдаты и матросы уже привыкли к канонаде постоянной. Так было вчера, так будет и сегодня…
Земля вдруг встала на дыбы! Громадный столб огня и дыма взметнуло к облакам. Летели в стороны от крепости ошметки тел людских, кобыльи ноги, колеса от телег татарских, лохмотья сена и соломы – горящие. Это взорвался в Азове турецкий склад пороховой.
Взволнованные, поднимались с земли солдаты русские.
– Ну, вот и все, – сказал Лесси. – Прошу капитуляции!
Паша азовский Мустафа-ага в письме ответном умолял Ласси не торопить его со сдачей: он должен еще подумать, прежде чем решиться. Пока паша думал, русские войска взломали палисады.
– Беречь людей, – учил Ласси офицеров перед атакой. – Солдаты наши не трава, они растут для армии не быстро… Соотношения потерь я требую такого: на сотню убитых турок вам разрешаю потерять лишь человек пятнадцать-двадцать, но никак не больше!
С тем и пошли на штурм. Капитуляцией окончилось дело под Азовом: население Ласси из города выпустил, а гарнизон был выведен из крепости без почестей – под охраной русского конвоя. Невольников из рабства вызволили. Забрали много пушек бронзовых. Внутри Азова камня на камне не осталось.
– Василий Яковлевич, – обратился Ласси к генералу Левашеву, – позвольте вам в презент преподнести поганый этот городишко, из-за которого Россия столь много крови потеряла. Отныне крепость снова наша, а вы азовский губернатор… Прошу – начальствуйте!
Едва успели навести порядок в городе,
– Из Петербурга я… Ея величество писать изволят.
Ласси прочел письмо-приказ от Анны Иоанновны:
– Войскам подняться по тревоге. Идем на Крым, где Миниху везет. Идем соединить две армии!
Армия тронулась из-под Азова вдоль побережья. Ласси ехал на лошади в авангарде войск. Офицеры парики сняли, жаркие полынные ветры растрепывали им волосы. Рубашки истлели от пота. Далеко в степи авангард заметил трех казаков.
– Откуда вы, робяты? – спросил их Ласси.
– Идем на Бахмут, ищем корпус Шпигеля.
– Не врете ль вы? На что вам дался Шпигель?
– А в Крыме Миниха уже не стало – убрался…
Петр Петрович еще раз проглядел послание императрицы, в котором она требовала идти в Крым через Перекоп. Ласси рассвирепел:
– Нагаек им… по двадцать! Не казаки это, а лазутчики татарские, нарочно посланные, чтобы нас с пути на Крым отворотить.
Дали каждому по двадцать. Казаки встали с земли:
– Воля ваша, а только Миниха в Крыму не стало.
– В обоз их! Под конвой…
Пошли дальше, а к вечеру снова встретились казаки.
– Куда вас черт несет, ошалелые?
– Да мы боимся… татары тут. Мы армию Миниха потеряли.
– А где она была?
– Да шла на Украину…
Опять лазутчики? Нет, быть того не может. Ласси со вздохом развязал свой кошелек. Дал встреченным казакам по рублю.
– За что нам? – удивились те.
– За спасенье моей армии. А в обозе ваши товарищи арестованы. Я им по двадцать нагаек всыпал. Скажите, чтобы шли ко мне. Я бил их понапрасну, и за позор свой от меня получат тоже по рублю…
Армия нагнала авангард свой, стоявший на месте в степи. Генералы обступили фельдмаршала, пившего чай возле костерка.
– Отчего стоим? Почему движение прикончено?
Ласси долго следил за полетом ястреба в вышине. Крылья сложив, птица рухнула с высоты. И тяжело взлетела снова, неся добычу в когтях жестоких. Не сразу Ласси собрался с мыслями.
– Отсюда правды не видать. Боюсь, – ответил генералам, – что план кампании уже разрушен. Спасибо встреченным казакам. Если б не они, мы в Крым бы влезли, а обратно бы уже не вышли. Случай мимолетный спас армию от истребленья… Велите солдатам нашим отдохнуть у этой речки, а завтра повернем и мы на Украину.
Ястреб забирался под самые облака. Со страшной высоты слышался слабый писк уносимого в небо зайца.
«Что же там с Минихом? Почему отступил?..»
Босые ноги солдат ступали через камни раскаленные, через лужи поноса, через трупы лошадей и верблюдов, замученных в артиллерийской упряжи. Мухи густо облипали живых и мертвых. Коляску Миниха трясло и бултыхало на рытвинах бездорожья татарского. Закрыв глаза, с пулей во рту, фельдмаршал жаждал уснуть. Возле него, держа на сердце тряпку мокрую, изнывал пастор… Люди иногда ложились на землю, в тоске смертной закрывали глаза. На последних милях пути в степи бросали умирать не только солдат, но и офицеров. Лишь 17 июля примчался адъютант, горланя издалека: