Случай на станции Кречетовка
Шрифт:
Воронов полагал, что диверсанты до вечера «носа не кажут», будут тихонько отсиживаться, потому задача — взять лазутчиков засветло. План прост: обложить вокруг старухину избушку, а там, действовать по обстоятельствам.
Напрямую идти к избенке Сергей счел опасным, выходили кружным путем. Наудачу бойцы оказались бывалыми, понимали с полуслова. Лес манил дурманящим хвойным запахом, окрест верещали непуганые птицы, долбил костяным долотом дятел. Даже пробежало рыжее длинноногое зверье, возможно косуля, — война далеко… Сочная, по колено немятая трава заслоняла давно нехоженые тропки. Вот открытая полянка, поросшая пышным ковром земляники, зазывно алели спелые ягодки, так и хотелось вкусить пряный нектар, да так…
Давно, верно вечность, Воронов не попадал в незатейливый, но милый сердцу русский лес. Не касался рукой шершавой, потрескавшейся грубыми пластами коры сосен, не стряхивал со щек нежную паутину с комочками увязших мошек, не ступал ногой в зеленые волны привольного, испокон века некошеного разнотравья.
Вот так бы завалиться в лесную душистую перину и, наподобие князя Болконского, лежащего на поле Аустерлица, уставиться в акварельной голубизны небосвод с промельками кудряшек облаков. Но это блажь, нельзя расслабляться, наоборот, надлежит собраться, внимательно слышать и видеть все кругом. Малейший шорох листвы или щелчок ветки заставляет застыть, пригнуться, рассмотреть подозрительный участок в ряби стволов и зеленом мареве.
Сергей отбросил накатившую блажь, силой воли направил мысли в другое, практическое русло. Появилось и стало нарастать чувство ловца зверя. Это как у охотника, в предвкушении неотвратимого соприкосновения с добычей, это похоже на азарт, на сладостный трепет ожидания появления дичи, затем угадать момент ее взбрыкивания или взлета, а дальше — прицел и выстрел.
Вскоре в прорехе сосняка, среди разномастных порослей русского клена, берез и ольхи, перемежаемых диким кустарником, завиднелась избушка бабки Лошака. Сергея уже просветили, что раньше тут располагался жилой хутор, но вначале тридцатых народ разъехался, домишки растащили на дрова, осталась одна старуха Конюхова. До ближайших подворий, которых немерено в округе — километра два, если идти лесом.
Но, видимо, старушенция страдала мизантропией, потому и податься бабке было некуда. Так и померла Серафима в одиночестве года два назад.
Решено было отлавливать диверсантов порознь. Если вражеские наймиты не полная шваль, то, естественно, захотят в туалет, и хотя бы одному придется покинуть дом. Покосившийся дощатый сортир прятался среди вымахавших кустов дикой малины, метрах в десяти от крыльца. К уборной вела едва протоптанная дорожка. В малиннике оставили надежного бойца. Воронов и остальные рассредоточились в буйно разросшихся лопухах, сдобренных колючим чертополохом. Земельный участок у бабки давно запущен и превратился в травяные джунгли, только на двух сотках с солнечной стороны рос картофель, и еще вылезли невзрачные кустики непонятного овоща. Возможно, Лошак сподобился возделать маленький огородный участок.
Сергей понимал, в бурьянной засаде запросто пролежишь до ночи, а в темное время легко нарваться на неприятности, даже перепутать своих с чужими. Но и напористых действий предпринять нельзя, вышколенный противник, под защитой стен избушки, перебьет отряд Тэошников в две минуты. Можно, конечно, истерично закричать, подкрепляя площадным матом, вроде: «Сдавайтесь, дом окружен! Выходи без оружия… по одному…» — но это сущая ерунда, матерый враг так запросто не сдастся. Да и где гарантия, что придурки не порешат самих себя… Наверняка, инструкторы Абвера намеренно застращали лазутчиков, что в органах с ними чикаться не станут, выбьют безжалостно признательные показания, да и пустят в расход. Потому для человека, предавшего Родину, лучше не искушать судьбу, а сразу обрубить концы, не мучиться лишний раз…
Воронов с усилием думал, ну как еще выманить диверсантов, чем привлечь внимание, каким звуком хоть на
Эх, имелись бы в арсенале Воронова поражающие противника химические средства. К примеру, дурманящий, ну, или обыкновенный удушливый газ… Сергей на миг представил себе — полудохлые субъекты, пьяно пошатываясь, по слепому, вытянув вперед руки, вываливаются из лачуги… Бери гадов тепленькими без усилий и опаски… А можно, и усыпить бандитов, без остатка обездвижить, а потом связать и побросать как бревна в кузов полуторки. А еще, но это из области научной фантастики, — вот бы применить психотропные вещества. Превратить взрослых мужиков в безропотных овец, подобных серым мышкам, загипнотизированных удавом, что сами идут к нему в пасть. О… да, Воронов, разумеется, слышал, да и не тайна для сотрудников центрального аппарата, что в спецотделе при ГУГБ НКВД, комиссара третьего ранга Глеба Бокия, в начале тридцатых проводились научно-изыскательские работы по использованию средств удаленного психического воздействия на человека. Помимо химических психотропных препаратов, гипноза, телепатических свойств мозга, изучалось также влияние специальных электро и радиоустройств. По-научному выразиться: электромагнитных волн. Говорили, выходило даже слишком впечатляюще, так что манипулировать с психикой личности можно было и на расстоянии.
Сергей усмехнулся — однако, какая блажь лезет в голову… Впрочем, Воронов трижды продолжительно беседовал с Глебом Ивановичем.
Первый раз, в тридцатом году, когда Сергея уже вторично послали в занятую поляками Вильну. Бокий имел там, скажем так, чисто профессиональный интерес. К тому же, что примечательно, — отец первой жены комиссара коренной виленец, а чекист берет в расчет даже косвенное обстоятельство. Ну, и конечно, советы старого конспиратора и боевика не могли не пригодиться.
Бокию было уже за пятьдесят, на четверть века старше Воронова. Худощавая интеллигентная физиономия Глеба Ивановича с по-еврейски выпяченной нижней губой поневоле привлекала к себе внимание каждого встречного-поперечного. Определенно, на лице читалось чистокровное дворянское происхождение, ну, а в первую очередь необычайно развитый ум и железная воля. Этот упрямец умел подчинять себе всякого собеседника, человек поначалу соглашался с предложенным мнением и через полчаса общения уже смотрел на мир глазами оппонента.
Сергей и прежде слышал уйму сплетен и домыслов о возглавляемом Бокием тайном отделе в недрах наркомата. Естественно, шифровальное дело требует немалого профессионализма, там работали не то чтобы высокообразованные люди, а эрудиты и полиглоты высшего разряда, посвященные в серьезные государственные секреты. Сей само собой разумеющийся факт не вызывал никакого любопытства чекисткой братии, интриговало другое, считалось, что в специальной лаборатории отдела пристально изучаются предметы, выходящие за пределы научного марксизма. Мистика и астрология, гипноз и парапсихология, колдовские обряды и погребальные культы, — и иные сферы, совлеченные с емким словом «нечисть», все то, что, пусть даже гипотетически, воздействует на человека, его разум и волю являлось содержанием работ сотрудников Бокия.