Случай на станции Кречетовка
Шрифт:
Воронов, чисто по наитию ощутил, что перед ним еще тот артист. Ерема сильно переигрывал…
— В какой пересыльно-сортировочный лагерь попал?
— Поначалу завезли в «Дулаг 155» под городом Лидой.
— Дальше, рассказывай, где еще чалился?
— В ноябре прошлого года спровадили в «Сталаг 352» под Минск…
— Почему задержали на пересылке, а сразу не отправили в лагерь для военнопленных рядового и сержантского состава?
— Так отрядили в строительную группу каменщиком, взяли по специальности… Фрицы тама разбитые казармы подымали, а пленные: кто поплоше —
— Ну, чего ты там клал или закладывал, с этим будут разбирать другие. Как и когда попал в учебку Абвера?
— В январе вызвали в контрразведку лагеря и перевели в Борисовскую разведшколу, в подготовительное отделение в деревне Печи.
— Где это?
— В военном городке, километров пять-шесть южнее Борисова, энта на минской дороге.
— Повторю вопрос, — как попал, за какие заслуги выбрали?..
Ерема на мгновение задумался, в глазах мужика скользнуло желание не отвечать, но тот пересилил себя:
— Сам изъявил желание, думавши — забросят в Россию, сразу и сдамся. А тут под начало такого битюга поставили, что испужался сразу объявиться. Гад с мине глаз не спускал, жлоб поганый.
Воронов видел, что Ерема и Тита поют в один голос, объясняя нежелание сдаться показным страхом перед Мерином: «Впрочем, что мешало Еремееву пристрелить амбала-громилу в первой же ночевке… Возможно, это заготовка инструкторов Абвера на случай провала… Придется подыграть малому».
— Выходит, хреново думал, Паша… А насчет бугая будешь потом заливать, — и приподнял руку упреждающим жестом, на порыв Еремеева оправдаться. — А сколько ты пробыл в Печке, или как там назвал? Говори, где проходили программу обучения?
— В конце февраля «курсачей» перебросили в деревню Катынь, километров двадцать с гаком западнее Смоленска. Туда в начале февраля перевели саму школу, в Печи оставили только курс молодого бойца, ну энта… так по-нашему, если назвать.
— Номер абверкоманды?
— Сто третья, будь неладна!
— Начальник школы?
— Капитан Юнг.
— Хорошо! О персонале школы подробно расскажешь следователю. Скажи — каков контингент курсантов, какие отделения и сроки обучения?
— Чего? Не понял… — Еремеев сотворил дурашливую физиономию.
— Не строй из себя идиота! Сколько в среднем человек обучалось в школе? Какие группы имелись по специализации, то есть — на кого учили?.. Срок учебы по каждому профилю?..
— Школа готовила диверсантов-разведчиков и радистов. При мине там училось, наверное, сотни полторы… Радистов считай цельный взвод, их привезли туда… то ли с Вязьмы, то ли с Витебска, не могу точно знать. Связистов учили больше остальных — от трех до четырех месяцев. Рядовых диверсантов-разведчиков месяца два-три… Самых способных отбирали и готовили старших групп, тех потом «дрочили» отдельно.
— Кто такие Мерин и Тита? Степень их подготовки?..
— При зачислении в школу, каждому курсанту давали кликуху, расспрашивать других о взаправдашних именах и фамилиях строго-настрого запрещено.
— Ерема обмозговывал каждую фразу, нервически задыхался от перехлестывающих эмоций,
— Понятно, невзлюбил ты первого номера… Просчитались фрицы-инструкторы, группа психологически не адаптирована, — Еремеев непонимающе разинул рот. — Ладно, проехали, а что радист?
— Тита, говорили, дюже способный парень, даже слишком. У него скорость приема-передачи первая в школе. Грамотный… ничего не скажешь, и по карте здоровско петрит, и по-немецки шпрехает, — диверсант сделал загадочную мину, будто знал нечто таинственное.
— Да говори уж, не робей, — поддержал рассказчика Воронов.
— Сужу так, что у пацана специальное задание. Мерин так, расходный материал. Как на курсах говорили: гондон одноразового использования.
— Молодец, наблюдательный… Теперь, как попали в Кречетовку, когда?
— Улетели с Минского аэродрома, сбросили нас под Ельцом. Перешли линию фронта. Потом на попутных товарняках, по ночам добирались. Сошли в Кречетовке вчерась поутру, отсиделись в посадках железной дороги.
— В чем состояло задание группы и твое лично?
— В полном объеме знает Мерин, наверное, Тита тоже. А мине известно только, что велено тута затаиться. На то припасены бланки паспортов и красноармейских книжек. Под них наизусть заучили липовые биографии, но хитрые, с учетом текущей обстановки…
— У-у… вот как заговорил, грамотным стал… — Сергей сделал строгий вид. — Вот ты, братец, и «клеишь» сейчас эту липу… Как прикажешь тебе верить?
— Какого лешего мине теперь врать, да и не стану отмазываться… — с неподдельной искренностью возмутился Ерема, — сглотнув сухой комок, деловито продолжил. — По установленным дням радист станет получать инструкции центра. Короче, велено перекантовать у одного блатного. У Мерина к нему малява — записка уголовная.
— Кто такой?
— Звать Лошаком или Лошаном, как там по паспорту… не знаю, урка сиделая. Думаю, хрен давно на немцев работает, а группу привязали к блатному для связи и ломовых поручений.
— А в чем состоит твоя персональная задача, — уточнил Сергей.
— Моя… — шмыгнул носом Ерема, — в случае явной измены Мерина и Титы уничтожить уродов, ну, застрелить на хер и раствориться дуриком в толпе.
— Выходит, ты пользовался доверием у начальства школы?
— Да нет, в каждой группе назначен человек, главная обязанность которого зачистить остальных, коли что… А сам я никакой ценности не представляю, мине в подробности задания намеренно не посвятили, только чистильщик…