Случайному гостю
Шрифт:
Неля хорошо играет на пианино и гитаре, поёт в хоре, ходит в походы, неплохо рисует и знает два языка — немецкий и английский. Она вяжет и ловко обращается с бинтами.
Я знаю, что Неля умрёт очень-очень далеко от улицы Коперника. Не скоро. И совсем одна.
— Та история вечность, — веско произносит бабушка. Мне становится нехорошо при слове «вечность». Где-то шевелится мой осколок льда.
Наш Венок Адвента немного напоминает скрученный зелёный сноп из жестяных хвойных лап, остролиста и ячменных колосьев, краска на них потускнела за столько лет, но не облупилась. Лично я переплёл его золотой нитью, он пахнет смолой,
Живи мы в лесу, мы бы украсили венок алыми брусничинами, оленьим мхом, рябиной и орехами, а будь наша провинция у моря, венок бы осенили янтарь и раковины, бутылочные стекляшки, обкатаные до матовости в прибое, а то и мелкие монетки тоненькие, словно листок акации, или нанизанная на леску рыбья чешуя, ведь это приносит счастье. Однако здесь, в городе, мы обходимся пуговицами, конфетными обертками, бусинами и фольгой. Пользуем разноцветную путаницу мулине, пробки от пепси-колы, предусмотрительно расплющенные в блин, и колокольчики для птиц. Орехи, рябину и янтарь — также…
Бабушка всегда приматывает к Венку зёрна кофе. Я, почти всегда, предлагаю просто посыпать венок напитком «Курземе».
К венку, на удачу, крепятся «желанья», затейливо состряпанные из вырезанных газетных заголовков, — главное только, чтобы заголовки были приятными.
Я озадаченно шуршу газетами. Выбирать как-то не из чего: «…фарисеи из Белого Дома», «Ян Смит — палач Родезии», «Вашим санкциям труба, господин Рейган!» «Компьютеризация деревни», «ЭВМ на стройках социализма» и «ПК для первоклассника». Ставят в тупик и аббревиатуры: НТР и НТО, АСУ и ЭВМ — таким не всякое и украсишь, а ведь есть ещё ПК — почти «подземный кабель».
Вынужден признать — с годами «газетная» мода на украшение Адвентовых венков проходит, очевидно из газетных заголовков все труднее настричь счастливые новости.
Пришлось немало попотеть, чтобы аккуратно вырезать: «покой», «трубу», «долину» (я с упоением отрезал от неё овечье слово «Бекаа»). Даже слово «счастье» получилось маленьким…
— Желоный цвет… ты, власне, знаешь, для чего венок желоного цвета? — спрашивает бабушка у Вити.
Витя, он Рыба. По гороскопу. Этим, на мой взгляд, сказано всё. Внешне он похож на одну из бесчисленных деревянных статуй из разрушенных кляшторов [59] , которые «возвращал к жизни» Витин отец. Дядя Костя был реставратор.
59
монастырь
Витя старше меня на восемь месяцев, мы погодки. Для меня это важно. У него бледная кожа, длинный нос, густые, чуть рыжеватые волосы и немного близорукие глаза цвета темного янтаря; еще у Вити круглый год веснушки, он любит слушать радио и «итальянцев». Витя склонен к простудам и «осложнению на ухо». Он читает Майн Рида, перехватывает у меня Томека и не любит Дюму.
Бабушка любит говорить про него: «кармалита» [60] и наблюдать как, начиная с ушей, Витя медленно и разъярённо краснеет. У них с бабушкой общий кумир — Святой Отец. Некогда Витя написал ему одно письмецо…
60
застенчивый, легко вгоняемый в краску
Я
— Тот венок, — ведет бабушка ежегодную лекцию. — Же… зелёный оттого, что рассказывает нам о надежде, ни на кого, кроме Бога… да, надежде на новизну, возрождение и жизнь вечную. Хотела бы, чтоб вы то уяснили.
Слово «вечную» снова вызывает к жизни ещё одну льдинку и совсем не нравится мне своим шуршанием.
— Расскажи, нам мама, про свечи, — просит тётя Женя, Витина и Нелина мама.
Тётя Женя — одна из близняшек, старших сестёр моего отца. Она воплощает в семье уют. Тётя Женя полная, высокая, вся такая породистая женщина — с короткой, крашеной хной стрижкой и очень светлыми зелёными глазами. У неё, как и у Вити, круглый год веснушки и, как у другого Вити — моего отца — родинка над верхней губой, в углу рта — «мушка фатальна».
Тётя Женя парикмахер, она всегда волнующе пахнет смесью духов и прочей парфюмерной дребедени, она очень много работает, и я всегда чувствую, как сильно у неё под вечер болят ноги. Тётя Женя неплохо шьёт и ловко управляется с, как это называет бабушка, «дэкорумом». Может, например, сшить занавески, лоскутное одеяльце, чехол для «думочки», освежить накат в комнате или перетянуть стулья.
— Да, Геничка, — ласково говорит бабушка. — Ты намазала одножие [61] ?
— Конечно мама, спасибо мама, не беспокойся, — рассеянно отвечает тётя Женя, она надевает на венок изготовленный нами с Витей проволочный каркас с веточками и укрепляет в гнездах толстые свечи.
— Свечи! — торжественно произносит бабушка и снимает очки. — Символ света Бога, что явился с рождением Его Сына. Четыре свечи по кругу — то чекание: четыре воскресенья Адвента.
— Чекание, — задумчиво повторяю я. Бабушка надевает очки и вонзает в меня взгляд-мизерикордию.
61
щиколотки
— Недоладне передразнивать старших, — говорит она. — Сказала — ожидание.
— Да, — отвечаю я, шелестя газетами. — Мы все ожидаем. Неле кое-кто вот-вот позвонит.
Неля, с другой стороны стола, вонзает меня точно такой же взгляд, глазами другого цвета.
— А ты как знаешь? — подозрительно интересуется она.
Я щёлкаю ножницами и говорю, придерживаясь бабушкиных интонаций:
— То есть великая тайна…
Бабушка издает длинный выдох и поддёргивает рукава.
— Лесик, — говорит она. — Запарь нам шиповничку, брось ту прэсу.
— Что, в чашки? — спрашиваю я, мне не хочется слезать с тахты.
Витя находит в горке резаной бумаги слова «первоклассника» и «деревни», протягивает мне и говорит кратко:
— Себе.
— Ну посмотри сам, — говорю я, вертя в руках бумажки. — Первоклассник. Какой с него навар? Одни танчики в голове. И сопли.
— Тогда вот, — не сдается Витя. И протягивает мне «АСУ».
— Это неприлично звучит, — отклоняю его предложение я и удаляюсь к чашкам.
В моей что-то меньше всего похожее на шиповник; подумав, перед тем как влить кипяток, я выбрасываю содержимое чашки в раковину и переполовиниваю содержимое остальных «кухликов» в свою пользу. От чашек валит ароматный пар.