Случайностей не бывает
Шрифт:
Так эта история и затихла.
А плёнка попала на свалку, где крысиная семья использовала её для строительства гнезда, видимо, привлечённая всё ещё остававшимся на ней запахом еды. Когда эту часть свалки стали утрамбовывать бульдозером, крысиная семья совершенно не пострадала. А коэффициент интеллекта у их потомства был на двадцать процентов выше, чем в среднем по свалке.
Яна осторожно потрогала край дыры. Мрамор был холодный, холоднее, чем она ожидала, шершавый, и пачкал руки
И это была именно дыра.
Пока в ней долбился кирпич, это было углубление, яма, выемка в стене. Не сквозная. Белая, мраморная. Теперь это было сквозное отверстие. Дыра. Проход.
Куда-то.
Яна оперлась об округлый шершавый край и заглянула внутрь.
Внутри была тьма.
И что-то ещё.
По этой тьме сразу было видно: она что-то скрывает.
Как минимум большое пространство. Которого за стеной станции быть не должно. Там должна быть земля, камни, корни, черви, кабели, кроты, но не огромное пространство.
Яна ничего не видела в кромешной тьме, но чувствовала уверенность, что это пространство больше самой станции.
Она вздрогнула и обернулась, когда подошедший Артём тронул её за локоть.
Яна показала глазами на дыру. Артём молча кивнул. Без улыбки.
Нормальный человек минут пять попрыгал бы от радости, что дело сделано, а потом обыскал бы валяющиеся на станции сумки на предмет шоколадок. На шоколадках пару — тройку дней легко можно протянуть, пока не придут спасатели, или как-то ещё жизнь наладится.
С другой стороны, нормальные люди на месте Яны и Артёма просто бы не оказались. А если бы оказались, больше двух станций не выжили бы.
Артём легонько пнул ногой то, что осталось от кирпича. Ничего не произошло, только розовая пыль запачкала его кроссовок. Он нагнулся, подобрал красный обмылок и бросил его в дыру. Судя по глухому звуку, пол с той стороны был примерно на том же уровне, что и здесь, но не мраморный.
— Ты думаешь, лучше остаться? — спросила Яна.
Бывает, пассажиры покупают билет на самолёт, а потом отказываются лететь, им кажется, что с самолётом что-то случится. Яну тянуло в дыру, потому что ей казалось, что-то может случиться без неё.
— Не знаю, — пробурчал Артём. — Но как-то оно всё слишком внезапно кончилось.
— В смысле?
— Ну мы гнали, гнали, эге-гей и всё такое, и вдруг — бац, дыра, кирпич, и мы победили. Как в эту стену упёрлись. А меня что-то дальше тянет. Вроде как по инерции.
— А почему ты решил, что мы победили?
Артём подумал.
— Кстати, да. Ни из чего не следует.
— И что? Пойдём?
— Уф-ф-ф. У тебя телефон сдох?
— Давно уже.
— Подожди. Я сейчас.
Артём вернулся с карманами, набитыми подобранными телефонами. Один протянул Яне.
— Ты чего?
Яна не могла поверить, что он решил на прощание набрать потерянных
— Свет. Фонарики. Темно же! — Он показал на дыру.
— А, понятно. И всё равно как-то…
— Ну а я виноват, что никто ни одной свечки не потерял? Или там, факелы здесь из стен не торчат.
— Ладно. — Яна вынужденно согласилась, что в их ситуации взять чужие телефоны — это допустимо.
— Главное, не спрашивать себя, зачем, — пробурчал Артём, садясь на край дыры и перебрасывая ногу на ту сторону. — Помочь? — Он протянул Яне руку уже изнутри.
Она фыркнула и перелезла через край.
— Ух ты.
Яна, конечно же, обернулась, посмотреть на станцию с той, а теперь с этой стороны. Воздух в проёме дрожал, как будто снизу, под дырой, горел костёр. Но «ух ты» было не об этом, а об обратной стороне стены. Яна пощупала, не поверив глазам. Да, стена была из глины, смешанной с соломой, укреплённой деревянными рейками крест на крест. Яна даже вспомнила название, «мазанка». Так строили дома в самых бедных деревнях давным-давно.
Она посмотрела на Артёма. Тот пожал плечами. Ну да, с тем же успехом стена изнутри могла быть обита плюшевыми мишками.
— Идём? — поинтересовался он.
— Да.
Метров на тридцать вперёд путь им освещал свет со станции, через дыру. Пол был земляной, похожий на утоптанную деревенскую дорогу. Яна почувствовала, что справа что-то есть, кроме темноты. Она нашла в телефоне фонарик, включила, посветила.
Это был какой-то сельскохозяйственный агрегат, железный и очень ржавый, до рыжины. Сеялка, веялка, Яна не знала. Но было понято, что тащить эту штуку должна лошадь.
Артём даже плечами пожимать не стал.
Дальше они шли при свете экранов телефонов. Фонарик Артём сказал выключить, сколько им идти, неизвестно, батарейки надо экономить.
Света хватало на то, чтобы видеть тропинку и заметить впереди пропасть, если таковая объявится. Но рассматривать, что там по сторонам, было невозможно. Оставалось надеяться, что в темноте не было ничего страшнее старой телеги. Яна подумала, что по законам жанра они должны увидеть светящиеся жёлтые глаза и поёжилась.
— А ты что потом делать будешь? — спросила Яна, чтобы перестать представлять глаза с вертикальными зрачками, которые точно есть в окружающей темноте, но пока ещё зажмурены.
— Потом? — не понял Артём.
— Ну, — Яна покрутила в воздухе телефоном, — это же всё кончится, рано или поздно.
— А. Ну это, работать буду. Я же говорил, не помню, у меня вообще первый выход был. Ну смена. Когда мы с тобой познакомились. Возле Кропоткинской.
Яна закатила глаза, но Артём в темноте этого не увидел.
— Мне Тут квартиру дали, — продолжал он, — служебную. И в Москву никто не запрещает попадать. Я не знаю, конечно, что с метро после всего этого будет, но рано или поздно починят. А ты?