Случайные люди
Шрифт:
Дама сложила руки на платье, огоньки дрожали вокруг нее, как звезды. Я сказала:
— Спасибо. Вы не представляете… спасибо.
Дама склонила голову на бело-зеленой шее. Вода с пола и с Мастера потянулась к ней струйками, снова собралась накидкой.
— Ты опять попросила не для себя.
Для себя, подумала я, поглаживая Мастера по вмиг высохшим всклокоченным волосам. Он дышал ровнее, но глаз не открывал, только нашел ладонью мою ногу через платье, сжал. Я дала ему руку, он переплел пальцы с моими.
— Ты не ошиблась. Из Леса не уходят в чертоги Четверых. А все, что не мертво,
— Вы великая чародейка, — сказала я искренне. Пусть я не знаю истории, и магов встречала мало, но дама моя — круче всех, и никто меня не переубедит.
Мастер открыл глаза, я сжала его пальцы, сказала: здравствуйте. Вышло хрипло, совсем не слышно. Я повторила.
Мастер открыл рот, завращал глазами, приподнял голову. Звонко и длинно выразился на Весенней речи, и то, что я из этого поняла, было чудовищно непристойно. Он скатился с моих коленей, на четвереньках, оскальзываясь на влажном, добрался до места, откуда его соскребла дама, принялся что-то подбирать с пола. Я встала, отряхнула мокрые грязные юбки, уделала руки, вытерла их о юбки же, потрясла одной отсиженной ногой, другой. Пробормотала под нос:
— Спасибо, что проделали такой длинный путь и, скорее всего, стали государственной преступницей, чтобы спасти меня. О нет, нет, не благодарите, что вы, всегда рада.
Дама повела рукой, часть огоньков собралась в яркую искру, всосались в отделившийся от водного плаща пузырь, повисли у Мастера над плечом. Тот только кивнул (подумаешь, большое дело, подумала я недовольно, водяной дух и женщина, которая вообще-то в гробу видала верховые прогулки, но все равно приперлась за тобою, потому что… потому что… эх), окутал ладони огнем, помахал, нагревая воздух, подул на разложенные на полу листы. Потушил руки, поднял их, потряс. Я пригляделась. Исписанные мелким почерком и с картинками. И с узорами — похожими на те, что покрывают здесь уцелевшие поверхности. Пол там, откуда Мастер их взял, был чище, словно огонь и разрушения его обошли. Ага, как в ливень сухо под припаркованной машиной. Как матери закрывают детей своим телом, случись катаклизм или стрельба.
— Довольны? — спросила я.
Мастер поднял голову, волосы липли ко лбу — теперь, кажется, от пота.
— Вполне, — ответил он. Показал листы. — Я боялся, что не удастся защитить их от пожара.
— Правильно, — буркнула я. — Лучше всего прикрывать собой. Пока тело прогорит — глядишь, вокруг все и потухло.
— Верно, — пробормотал Мастер, разбирая бумаги. Зажег на пальце огонек, повесил перед собою. Дама разглядывала письмена поверх его плеча.
Ну просто отлично. Я подобрала юбки, стараясь, чтобы они не липли к ногам, отошла туда, где уже вытерла задом, пригляделась, куда можно сесть. Вытянула ноги. Мастер отбросил волосы за спину, переложил листы, провел рукой по полу, тревожа пальцами узоры. Они засветились и погасли.
Как и не было ничего. Как и не расставались, черт побери. Я улыбнулась. Мастер трогал узоры на стенке и сверялся с бумагами. Это лучший сорт людей, на самом деле: кто закрывает пузом самое ценное, что для них
Дама заговорила на Весенней речи, и на этот раз я не понимала ни слова. Мастер отвечал, сел на пятки и водил пальцем вдоль линий. Потом встал, глянул на меня, на даму — и опустился на колени перед нею, уперся ладонями перед собою, согнулся, коснулся рук лбом. Побыл так — как китаец из исторической документалки. Дама протянула руку, сказала что-то. Мастер поднял голову с рук, и глядел на нее глазами, какими не смотрел ни на меня, ни на сэра Эвина, ни на королеву. И уж точно не кланялся он королеве так. Мастер медленно поднял руки, все еще стоя на коленях, взял даму за пальцы, прижал их к своему лбу, закрыл глаза. Я зашуршала юбками, поднялась, отошла в уголок, попинала ботинком головешку. Пусть общаются, им явно есть, о чем поговорить, а у меня конь там, наверное, уже отвязался.
— Леди, — сказал Мастер за спиной, — не найдется ли при вас какой-нибудь пищи?
Он уже стоял, и наготы своей не стеснялся, хотя дам тут было две, и все равно, что одна мертвая, а вторая уже видала его без ничего.
— Аппетит проснулся? — спросила я с ехидством. — Добро пожаловать в мир живых.
— Я его не покидал, — ответил Мастер. — От превращения живой ткани в мертвую остаются следы, а здесь их нет.
Я развела руками.
— Ну тогда простите, что потревожила ваш… э… курортный отдых! Вы бы отлично справились и без меня.
Мастер поклонился, — но, конечно, не так, как даме, без падения на колени, — волосы упали на лицо, как шторы. Он проговорил глухо, словно ребра ему что-то сдавливало:
— Моя неблагодарность не знает границ, леди, за что я нижайше прошу прощения. Вы не оставили своего недостойного… — он замялся. И правда, не раб, не слуга, не муж, не сват и не брат, одноразовый любовник только. Один из немногих приятелей, которых я успела тут наделать. Даже «друг» — было бы слишком громко. Наверное. Откуда мы знаем, когда уже — «друг», а не просто «вон тот мужик, который мне пару раз помог и которому помогла я»?
— Я рада, что вы не удивлены и так хорошо все восприняли, — сказала я честно. Это правда хорошо, я не знала бы, что делать, если бы он психанул.
Мастер, все еще склонившись, сцепил руки, проговорил вполголоса:
— Я бы не сказал, что не удивлен. Я не ожидал, что вы вернетесь за мною. И уж тем более, — он перешел на шепот, — не предполагал такой великой чести.
— А?
Мастер мотнул головой в сторону дамы, волосы качнулись и повисли. Он, наконец, выпрямился, растер себе плечи, и снова ладони его засветились рыжим.
— Вы не говорили, что успели составить знакомство с духом Семидесяти источников.
Я пожала плечами.
— Я сама не знала, что она за мною ходит.
Мастер прищурился, как родитель, который знает, что ты врешь, но дает еще шанс самому вырулить на правду.
— Да я правда не знала! — я развела руками. — Я упала в одну из тамошних луж, когда стирала, и… и вот.
— Что «вот»? — спросил Мастер, сложив руки на груди.
Еще меня голые остроухие мужики с меня ростом не допрашивали!..