Случайные люди
Шрифт:
Под аккомпанемент его бормотания в подобном духе мы вывалились в прохладу двора. Стражи было заметно меньше, голоса доносились откуда-то из-за главного здания, прыгали, отражались от стен. Мы с магом пробрались мимо конюшен, я попросила подождать, потрясла бумагой перед кемарившим у денников мальчонком, которого видала тут помогающим конюху, он растолкал конюха, тот смотрел больше на печать, чем то, что написано в бумаге, но коня мне оседлал. Ове задал правильный вопрос: ждать ли меня? Если я буду возвращаться, то тащиться на своих двоих (даже и в ботинках) — совсем не то приключение, которое я хочу сама себе устроить.
"И лучше не возвращайтесь". Ха два раза.
Конь оказался то ли сонный, то ли спокойный, цокал за
— Ворота закрыты, — сказал обеспокоенный Ове, перехватил кристалл в охапке. Мы с конем подождали, чтобы он пояснил. — Раньше не закрывали, разрешали выходить наружу, чтобы не… здесь, — он дернул головой, обводя подбородком пустой двор. — Не рядом с жильем и людьми. Магические манипуляции…
— Я поняла, — сказала я, чтобы он не начал вдаваться в подробности. Я бы тоже не разрешила творить волшбу рядом с местом, где я сплю. — И что теперь? Мы можем прямо здесь? Вон сколько места…
— Раньше никогда не закрывали, — проговорил Ове, понизив голос. Проводил глазами стражника, который спешил от ворот через двор за башни, туда, откуда все еще слышались голоса. — Нужно спросить позволения открыть путь здесь, обратиться к сенешалю…
Что-то мне это все не нравится.
— Ове, а можно ли как-нибудь без разрешения?
Маг пожал плечами, кристалл сорвался с верха охапки, которую он так бережно прижимал к себе. Я поймала, пристроила у него на локте. Кристаллы мерцали лиловым, подсвечивали лицо мага снизу, и был он теперь похож не на кладовщика (женат десять лет, дети-троечники), а на маньяка из американского ужастика про убийства дрелью.
Он глянул на небо, прошептал что-то, шевеля губами, потом отбежал, шурша длинными полами, присел, вывалил кристаллы на землю, принялся расставлять. Конь потянул меня к конюшне, но я уперлась каблуками, не пустила. Сейчас, сейчас…
Из-за угла главного здания показались факелы. То ли у меня паранойя, то ли приближались они прямо к нам. Я подвела коня ближе к Ове и мерцавшему его узору из кристаллов на дворовой пыли и соломе.
Один из стражников что-то выкрикнул, голос запрыгал в стенах, я не разобрала, но шагнула еще ближе к магу. Стражники прибавили шагу. Я сглотнула, лапнула зачем-то пояс. Кинжал, да. И что, спросят на него разрешение, а потом отберут? А пырять я никого не буду все равно. Я убрала руку. Не можешь — и не надо дерзких жестов.
— Леди, — сказали у меня над макушкой, — поторопитесь.
Я обернулась. Ове стоял совсем рядом, подпирая мне спину, а за ним мерцало в ночи тонкое лиловое полотно, как занавеска в пристройке дачного домика.
— Я… спасибо вам, — проговорила я быстро, тронула его за руку, пожала, как могла.
— Поторопитесь, — сказал маг снова. Обошел меня, загородив. Взмахнул руками, словно выдергивая из таза мокрую простыню, и из земли прямо перед носом бегущего стражника поднялась мутная пелена. Стражник с хеканьем врезался в нее, как в стекло, я вздрогнула, а муть окутывала нас, словно вокруг вырастала трехлитровая банка.
— Я привезу вам подарок, — сказала я.
Ове не ответил и не обернулся. Руки его ходили, как у дирижера, пелена наливалась белесым цветом, и скоро ничего не стало за нею видно, только слышно, как стражники орут и долбят в нее рукоятями и кулаками.
Я выдохнула, поежилась, секунду постояла перед колыхающимся лиловым светом, посмотрела под ноги, запомнила, где лежат кристаллы, чтобы не задеть их. Зажмурилась и шагнула вперед. Дернула поводья, конь подождал и снялся с места тоже. Сердце бухало в ушах, на меня свалилась тишина и оглушила, только сердце, дыхание, а потом и гудение крови в жилах. Я открыла глаза, но ничего не было видно, только искорка впереди, словно кто-то проткнул черный занавес шилом. Я сжала поводья, потянула, обернулась, ничего не увидела, даже своей руки. И слышно ничего не было, я скоро поняла, что иду, а не стою, только шагов
— Эге-гей, — сказала я осторожно. Голос сорвался с губ глухо и тут же исчез в рыхлой темноте вокруг. Я выдохнула, пробормотала: — Ничего-ничего, сейчас придем, вон там что-то…
Меня мазнуло по лицу мокрым, я вскрикнула, замахала ладонью, стирая прикосновение, заозиралась. Свет был так же далеко, и вдруг исчез, погасла искра, и осталась только темнота, в которую понемногу вползли звуки. Сначала шаги и глухой стук копыт. Потом шорох, когда меня задевало по голове и плечам холодным и влажным. Потом — шелест. Дождь.
Я, держа ладонь перед лицом, тянула коня вперед, перла, наклонившись, как против ветра. А скоро дунул и ветер — в лицо. Как дома всегда был в лицо, к метро я шла или от метро. Мокрый, рваный, пахучий. Как в парке, когда вытащился гулять, а денек предательски обернулся непогожим… как в Лесу, когда Мастер творил из одеял плотные плащи, и мы укрывали головы от мороси.
Меня дернуло назад, сердце, и так в темноте настороженное, скакнуло, как заяц, я отскочила в сторону, меня не пустило, я рванулась и услышала треск. Потянула юбку. Так и есть, зацепилась… а, туда ему и дорога, этому наряду для красоты, а не для жизни. Я, скользя по ткани рукой, ощупью нашла крючковатую ветку, которая так предательски вцепилась в парчу, крепко взялась около нее, потянула. Потом дернула изо всех сил и чуть не села на палую листву.
Под ногами лежала листва, по деревья полз мох, тут и там торчали кустики, а небо закрывали деревья, то и дело роняя с листьев капли мне на голову.
И тут же запахло гарью, словно запах ожидал, чтобы сначала появилась "картинка". Я принюхалась, завертела головой. Откуда?..
— Ты чуешь? — спросила я коня. — Воняет. Откуда, как думаешь?
Конь поддевал носом кустики и пробовал на вкус. А овса-то я и не захватила, подумала я. Так что правильно, правильно, приучайся любить подножный корм. Но только не сейчас. Я потянула его за поводья, направилась среди деревьев туда, откуда, как мне казалось, пахло сильнее. Потом спохватилась, подвела коня к дереву, долго уговаривала сжалиться и постоять смирно, задрала юбки чуть не на голову, сунула ногу в стремя, подпрыгнула, другой ногой уперлась в дерево, вцепилась в луку, подтянулась и уронила себя поперек седла. Позорище… На Лиуфе проехаться мне не давали, я не бывала ранена так, что не могла идти, и не была королевой, которой первой положены все блага, так что в нашем маленьком походе шлепала пешком. И к лучшему, думала я, кое-как устраиваясь в седле боком. Как узнали бы, что на лошадь я забиралась один-единственный раз, в деревне — засмеяли б. А потом решили, что никакая я не благородная, потому что разве может быть благородный не обучен верховой езде? И звали бы не "леди", а "эй ты, пошевеливайся с обедом".
Со спины коня было видно дальше, и черную стену я заметила заранее. Обгорелые деревья царапали воздух и друг друга скрюченными ветками, звук от копыт по черной земле стал другой. Пахло как после пожара: гарью и мокрым. Я закрыла нос ладонью.
Конь прянул в сторону, чуть не приложив меня о дерево, я ойкнула и забормотала: тихо, тихо, куда ты, беспокойная скотина. Догадалась, наконец, плотно взять поводья. Пригляделась. У дерева валялся обгорелый труп в орочьих доспехах. Я прикрыла нос плотнее, отвернулась. На Марха Мэлора похож, только тому заметно меньше досталось, а тут… я глянула снова. Шлема на трупе не было, волос тоже, а из-под лопнувшей плоти проглядывали кости черепа. Наверное, по черепам сразу понятно, орк или человек, подумала я глупо, но не обрывала себя: лучше отвлечься. У них разные лица… у местных археологов не жизнь, а малина, откопал стоянку и сразу понял, чьи предки тут селились. Есть ли у людей и орков общий предок? А у людей и эльфов? Они похожи на лицо, а остроухость вряд ли видна по черепушке. Или видна?