Слуга демона
Шрифт:
Это была Грила.
Её фигура, угрюмая и внушающая страх, вырисовывалась в лунном свете, как древний призрак, пришедший из забытых времен. Её сутулое тело скрывал тяжёлый плащ из тёмно-зелёного сукна, потёртого, но крепкого. Его края были обшиты кусками меха, который когда-то был пушистым, но теперь напоминал спутанную шерсть, напитанную временем и зловещими тайнами. При каждом порыве ледяного ветра плащ слегка развевался, обнажая массивные сапоги, чьи толстые подошвы оставляли глубокие следы. Сапоги, покрытые грязью и снегом, источали слабый, но устойчивый запах сырого мха и болотной воды.
Руки Грилы, изуродованные временем и магией,
Её лицо было скрыто под глубоким капюшоном, тёмным, как сама ночь. Но если бы кто-то нашёл в себе смелость заглянуть туда, то увидел бы настоящий кошмар: глубокие впадины вместо глаз, в которых светился жёлтый свет, похожий на огонь из ада. Морщины покрывали её лицо, как древние борозды на земле, иссечённой бесконечными ветрами. Каждая из них казалась следом, оставленным временем и грехами, которые она не забывала. Её губы, изогнутые в жестокой усмешке, были сухими и потрескавшимися, напоминая края старого пергамента, пропитанного кровью.
Она шла медленно, но с решимостью, словно тень, сбежавшая от своих хозяев. С каждым её шагом мороз становился гуще, воздух будто выжимался из лёгких, а от слабого тепла, исходившего из окрестных домов, не оставалось и следа. Запах её присутствия – смесь холодного металла, перегоревших свечей и мокрого меха – распространялся вокруг, как зловещий предвестник.
Грила была тенью, движущейся вопреки жизни. Она не спешила, её шаги были выверенными и тяжёлыми, как тиканье часового механизма, ведущего всех в небытие. Каждый миг её появления вытягивал тепло из воздуха, оставляя после себя лишь звенящую, ледяную пустоту, в которой не было ни капли надежды.
Сегодняшняя ночь была для Грилы особенной. Это был тот самый вечер, когда деревня, погружённая в зимний сон, раскрывала перед ней свои тайны. Она пришла за детьми. Теми, кто прятался в тёплых кроватях, укрывшись шерстяными одеялами, теми, чьи глаза ещё не знали настоящего ужаса, но чьи сердца уже впитали в себя семена жестокости, лжи и эгоизма.
Грила двигалась бесшумно, словно тень, и её присутствие было подобно тихому зловещему дыханию за спиной.
Каждый дом, мимо которого она проходила, словно впитывал в себя её энергию. Грила останавливалась перед каждой дверью, едва заметно кивая, и её крюк мягко, почти нежно, касался деревянной поверхности. От этого прикосновения по дереву, казалось, пробегал лёгкий морозный узор, и запахи, долгое время скрытые за стенами, вырывались наружу.
Она глубоко втягивала воздух носом, и каждый вдох был подобен поиску тайны. Грила различала запахи, которые для обычных людей были бы недоступны. Первый дом, на который она наткнулась, источал тёплый, пряный аромат корицы и растопленного воска. Там жили смиренные души, дети, которые, возможно, иногда шалили, но их сердца были чисты.
Она качала головой и шла дальше. Следующий дом пах горечью – это был запах недосказанных слов и скрытых обид. Грила задержалась, но через мгновение снова двинулась вперёд. Она искала нечто большее.
Когда она остановилась у третьего дома, её глаза вспыхнули. Воздух здесь был пропитан ароматом страха, словно невидимый дым просачивался сквозь щели. Но не только страх
Её губы изогнулись в кривой усмешке.
– Вот здесь, – прошептала она сама себе, её голос прозвучал, как тихий скрип двери.
Маленький деревянный домик, перед которым она остановилась, выглядел невинно. Его покатая крыша была покрыта толстым слоем снега, окна тускло светились светом свечей. Но для Грилы эта картина была обманчива. Она не видела дом таким, каким его видели другие. Для неё он был другим: стены казались серыми и покрытыми трещинами, из которых вытекали тёмные ручейки, похожие на капли застывшей смолы.
Запах здесь был настолько густым, что его можно было почти увидеть. Он плыл в воздухе, клубами окутывая входную дверь. Грила втянула его в себя, и на мгновение её глаза вспыхнули ярче. Она ощутила, как эти запахи рассказывали ей истории.
– Ложь, – прошептала она, склонив голову, будто прислушиваясь. – Холодная, бездушная ложь, сказанная тому, кто доверял.
Её взгляд опустился к земле.
– Страх, – продолжила она, вдыхая глубже. – Тот, который прячется в уголках комнаты, заставляя дрожать, но не подавляя.
Её голос стал ниже, почти свистящим.
– И жестокость, – завершила она с хищной усмешкой. – Резкая, болезненная жестокость, которой учат не словами, а действиями.
Она коснулась двери своим посохом, и в этот момент из крюка вырвался слабый свет, который пробежал по деревянной поверхности, исчезая в тени. Дверь слегка скрипнула, словно реагируя на её присутствие.
Грила наклонила голову, её лицо скрывал капюшон, но если бы кто-то был рядом, он увидел бы, как её жёлтые глаза горят зловещим светом.
– Ты ждёшь меня, – произнесла она, обращаясь не то к дому, не то к тем, кто был внутри.
Подняв посох, она едва заметно прикоснулась к дверной раме, и изнутри донёсся слабый звук – что-то упало, словно чья-то рука случайно задела игрушку. Грила выпрямилась и сделала шаг назад.
Её цель была выбрана. Завтра в этом доме больше не будет смеха, а лишь звенящая, пустая тишина, как эхом напоминающая, что ночь забрала своё.
Внутри старого дома, под низким, неровным потолком, деревянные балки которого были покрыты пятнами времени, царила напряжённая тишина. Комнатка, тесная и пропитанная запахом прелой древесины и старой золы, выглядела обжитой, но пустой, как будто её уют был выжжен ссорами и обидами. Слабый свет, исходящий от свечи на столе, дрожал, отбрасывая причудливые тени на стены, увешанные потрескавшимися досками.
На кровати, покрытой потёртым шерстяным одеялом, сидели двое детей. Старшая девочка, Лия, выглядела сердитой, её лицо было жёстким, а глаза, большие и голубые, метали молнии. Её рыжие волосы, спутанные и неухоженные, спадали на плечи, словно огненные пряди, от которых исходило ощущение упрямства и скрытой ярости. Лия сидела, скрестив руки, стиснув губы так, что они стали белыми, её поза излучала решимость, граничащую с холодной жестокостью.
Рядом с ней, ссутулившись, словно пытаясь стать меньше, сидел её младший брат Марек. Его маленькие плечи дрожали, а лицо было мокрым от слёз. В руках он крепко сжимал старую игрушку – деревянного солдатика с обломанной рукой. Солдатик, потемневший от времени, выглядел потерянным, как и сам Марек, его краска облупилась, а глаза, нарисованные чьей-то некогда заботливой рукой, будто потухли.