Слуга демона
Шрифт:
Его шаги были уверенными, тяжёлыми, но беззвучными, словно сама земля предпочитала не спорить с его присутствием. От него исходил холод, обжигающий, как лёд, и запах металла, раскалённого до бела. Его глаза, светящиеся адским огнём, озаряли тьму зала, заставляя каждого гостя опускать взгляд, не решаясь встретиться с этим прожигающим взглядом.
Когда он вошёл, остальные замолчали. Их бесформенные тела прекратили движение, а те, кто ещё не занял места, замерли, как статуи. Суртандус, не обратив внимания на остальных, направился прямо к столу, возвышавшемуся в
Кухня Грилы теперь преобразилась в пиршественный зал, её пространство раздвинулось, создавая ощущение бесконечности. Стол, сделанный из чёрного камня, источал слабый серебристый свет. Его поверхность была гладкой, но испещрённой узорами, напоминающими трещины, внутри которых словно мерцали звёзды.
На столе, словно на алтаре, располагались блюда, каждое из которых было произведением магического искусства. Пластины мяса, выложенные слоями, источали аромат жареной плоти, смешанный с горьковатым запахом древесного дыма. В бокалах, вырезанных из черепов, бурлила густая жидкость, похожая на кровь, но с отголоском чего-то сладкого и пряного. От неё исходил аромат корицы, перемешанный с тяжёлым запахом железа.
На блюдах лежали светящиеся шары – души, собранные Грилой. Их сияние, переливающееся золотыми, серебряными и алыми оттенками, притягивало взгляд, как маяк, манящий заблудшие корабли. Каждый шар издавал тихий, но различимый звук – то ли шёпот, то ли стон, а его аромат напоминал смесь сладости и боли, одновременно притягивая и внушая страх.
Суртандус подошёл к столу и окинул взглядом приготовленные блюда. Его глаза задержались на центральном блюде – большом серебряном подносе, где лежало нечто, напоминающее сердце, окружённое спиралями из ярко светящихся капель.
– Ты превзошла себя, Грила, – сказал он. Его голос был глубоким, звучал властно, как раскат грома, раздающийся в недрах самой земли.
Грила, стоявшая в стороне, склонила голову, отвешивая глубокий поклон. Её лицо оставалось хмурым, суровым, но в глазах вспыхнуло что-то похожее на гордость.
– Я всегда выполняю свою работу, мой господин, – ответила она. Её голос был низким, но твёрдым, словно она говорила это не только ему, но и самой себе.
Суртандус поднял руку, и его жест походил на медленный взмах когтя, прорезающего воздух. Гости, до этого стоявшие в молчании, начали двигаться, их тела, как тени, заполняли пространство вокруг стола. Они расселись, их движения были одновременно быстрыми и пугающе механическими.
Их глаза, если они вообще имели форму, обращались к блюдам, словно те были единственным, что существовало в этом мире. Каждый вдох гостей наполнялся ароматами еды, настолько насыщенными, что казалось, они сами по себе могли стать смертельным наслаждением.
Когда первый гость протянул руку к бокалу, заполненному густой жидкостью, комната наполнилась звуками: шуршанием костей, звоном бокалов, тихим, хриплым смехом. Грила наблюдала за этим издалека, её руки были сложены на груди, а взгляд – холодным, но удовлетворённым.
Пиршество темноты началось.
Зал заполнился звуками, похожими на приглушённый шелест ветра, несущегося
Суп, приготовленный Грилой, был густым и тёмно-багровым, как только что пролитая кровь. Его поверхность слегка дрожала, отражая тусклый свет мерцающих душ, которые плавали в воздухе. В супе виднелись мелкие кости, похожие на осколки, которые хрустели, когда ложка опускалась в тягучую жидкость.
Аромат супа, сладкий и горький одновременно, напоминал запах мокрого пепла, смешанного с остатками сожжённых трав и капельками солёных слёз. Этот запах был обволакивающим, притягивающим, но при этом внушал ощущение странного холода, проникающего в самую суть.
Когда первый гость, существо, чьё тело было покрыто дымом, попробовал суп, в зале на мгновение воцарилась тишина. Его тень, извивающаяся за спиной, замерла, словно отражая то, что происходило внутри него. Ложка, наполненная супом, медленно поднялась к его лицу, скрытому за дымной завесой.
Как только первая капля коснулась его сущности, гость замер. Суп из страха разливался по его внутренностям, растекаясь по венам, как расплавленный металл, но вместо боли он вызывал невыразимое удовольствие. Тёплый ужас, смешанный с тоской, проникал в каждую клетку его существа, и из глубины его груди вырвался тихий, довольный стон.
– Отлично, – произнес он, голос его был приглушённым, словно доносился издалека. Дым, поднимавшийся с его тела, стал гуще, а его шепчущий, едва уловимый аромат обжёг воздух, добавляя нотки гари и пепла к общей палитре запахов зала. – Ты всегда знаешь, как раскрыть вкус отчаяния.
Другие гости последовали его примеру. Их движения были медленными, почти ритуальными, каждая ложка супа сопровождалась тяжёлым вдохом, словно они поглощали не только пищу, но и саму суть её приготовления.
Когда суп был доеден, в зал вернулась тишина, но она была наполнена ожиданием. Грила, чьё лицо оставалось хмурым, подняла серебряный поднос, на котором лежал пирог. Его корка мерцала, как отполированное стекло, испещрённое тонкими трещинами, из которых сочился голубой свет. Этот свет был ярким, но тревожным, словно он пытался прорваться наружу, но каждый раз возвращался вглубь, запутанный в паутине своей магии.
Аромат пирога был ошеломляющим: сладость переплеталась с горечью, создавая нечто странное, почти невыразимое. Это был запах криков и надежд, смешанных в идеальной пропорции. Сладкий, как воспоминание о радостном дне, он вдруг обрывался, уступая место горькой нотке, напоминающей о несбывшихся мечтах.
Грила аккуратно положила пирог на центр стола. Её взгляд был холодным, но в нём читалось удовлетворение. Она знала, что это блюдо станет кульминацией её работы.
– Лия и Марек, – произнесла она, её голос прозвучал низко, но отчётливо.