Слуга демона
Шрифт:
– Ты глупый! – шипела Лия, её голос – низкий, с острыми, режущими нотами, словно хлестал по воздуху, оставляя за собой раны.
Марек поднял на неё свои большие глаза, полные слёз. Его губы дрожали, он пытался сказать что-то, но слова застревали в горле.
– Сколько раз я тебе говорила: не жалуйся маме! – продолжала Лия, резко взмахнув рукой, как будто отмахивалась от назойливой мухи.
– Но я не хотел… – всхлипнул мальчик, его голос был тихим, почти жалобным. Он быстро утирал слёзы рукавом своей
Запахи в комнате казались плотными. Лёгкий аромат воска от свечи смешивался с горьковатым запахом печной золы и слабым, едва уловимым запахом стыда, который источал Марек, пряча глаза от сестры.
Лия усмехнулась, её губы изогнулись в кривой линии, лишённой всякого тепла.
– Тебе повезло, что папа нас не услышал! – сказала она, её голос стал резким, как удар плети. – А то получил бы ещё больше.
Эти слова прозвучали, как кнут, бьющий по измученному сердцу мальчика. Марек сжался, прижав солдатика к груди, как будто тот мог защитить его от сестры и её слов.
Запах страха стал острее, он проникал в каждую щель комнаты. Марек сидел тихо, боясь, что любое движение вызовет новый поток гнева со стороны Лии. Её слова висели в воздухе, тяжёлые и холодные, как зимний туман, лишённый всякой надежды.
Но Лия не заботилась. Её глаза смотрели на брата с презрением, её движения были резкими и почти механическими, как у куклы, чьи нити дёргает жестокий кукловод. Она была упряма, холодна и эгоистична, и каждый её жест кричал об этом.
Грила это чувствовала.
Где-то снаружи, за стенами дома, воздух, казалось, застыл. Лёгкий запах сырой земли и старого снега прокрался внутрь, сквозь щели в окнах и дверях. В нём было что-то необычное – едва заметная, но пугающая нота железа, словно предвестие того, что должно было случиться.
Грила стояла в тени, её жёлтые глаза светились, наблюдая за происходящим. Она видела всё – ссору, слёзы, жестокость. Но главное, она чувствовала запахи: тяжёлый аромат злобы, исходящий от Лии, и терпкий запах страха, пронизывающий Марека.
– Они такие разные, – прошептала она низким и едва различимым голосом.
Её губы изогнулись в тонкой усмешке. Теперь она была уверена: это место принадлежало ей.
Дверь в маленькую комнату слегка приоткрылась, и холодный, как иглы, морозный воздух ворвался внутрь, хищно протискиваясь через узкую щель. Он потянул за собой невидимые нити страха, заставляя пламя в камине дрогнуть, словно оно само испугалось неожиданного вторжения. Внезапно вспыхнув, огонь осветил углы комнаты, но тени, казалось, стали ещё гуще, затаившись и поджидая.
Лия и Марек одновременно повернули головы к двери. Девочка нахмурилась, её лицо напряглось, а голубые глаза, ещё недавно сверкавшие раздражением, теперь выражали скрытую тревогу.
– Кто там? – резко
Её слова растворились в гулкой тишине. Ответом был лишь скрип половиц, протяжный, как вздох старого дома, и этот звук заставил Марека вздрогнуть. Он крепче прижал к себе деревянного солдатика, как будто тот мог защитить его.
– Это… наверное, мама… – пробормотал он дрожащим голосом, а большие глаза, расширенные от страха, не отрывались от двери.
Морозный воздух, проникший в комнату, донёс слабый, еле различимый запах сырой земли и чего-то металлического, будто капли крови на холодной стали. Этот аромат, тонкий, почти неощутимый, пробирался в лёгкие, как предвестник чего-то необратимого.
Из тьмы шагнула фигура.
Дети замерли. На пороге стояла Грила, её фигура, едва освещённая дрожащим пламенем, казалась огромной, нелепо высокой для низкого помещения. Её тяжёлый плащ, обшитый грязным мехом, свисал до пола, и при каждом движении издавал едва слышимый шорох, как трение высохших листьев.
Посох с крюком блестел в её руках. Металл на его конце отражал пляшущий свет огня, и каждый шаг Грилы сопровождался тихим, угрожающим эхом, будто не она ступала по полу, а сама комната отзывалась на её присутствие.
Морозный воздух принёс с её приходом новый запах – пряный и горьковатый, он был похож на смесь палёного дерева и старой золы, смешанных с чем-то тяжёлым, напоминающим гниющий мох.
– Кто… вы? – наконец выдавила Лия. Её голос дрожал, но она старалась казаться смелой.
– Я та, кто пришла за тобой, – ответила Грила, и её голос был низким, хриплым, словно он рождался из самой глубины земли, где слова смешивались с эхом бесчисленных веков.
Лия вскочила на ноги, заслонив собой Марека. Её движения были резкими, а в глазах зажглась тень ярости.
– Вы… вы не можете нас забрать! – закричала девочка, но даже она почувствовала, как слаб её голос в присутствии этого существа.
Грила наклонила голову набок, и капюшон слегка соскользнул, открывая её лицо. Глаза, жёлтые, как светящиеся угли, вспыхнули в тени. Это были глаза, полные вечной тоски и ненасытного голода, и дети не могли отвести от них взгляда.
– Ты думаешь, что можешь мне приказывать? – прошептала она, и её слова были похожи на дыхание ледяного ветра, проникающего под кожу.
Лия замерла. Её руки задрожали, но она не сдвинулась с места, продолжая заслонять собой брата.
В этот момент Марек, сидевший за её спиной, тихо прошептал:
– Прости, сестра… это я виноват…
Его голос был почти не слышен, но в комнате, где стояла Грила, звук прозвучал так ясно, словно был начертан в самом воздухе. Эти слова разорвали тишину, как треск хрупкого льда.