Слуга князя Ярополка
Шрифт:
Пожар был потушен, когда солнце уже поднялось высоко в небо. Народ начал расходиться, а среди тех, кто все еще оставался на пожарище, Блуд разглядел своих слуг.
– Добро, боярин, что ветер не на нас подул! – воскликнул Рагоза, тоже заметивший своего господина.
Фома укоризненно проговорил:
– Не будем радоваться, что беда до нас не дошла, лучше пожалеем тех, кого она не миновала.
– Чего мне их жалеть? – недоуменно протянул Рагоза. – Чай, мы не в родстве.
Фома тяжело вздохнул. Уже не в первый раз его попытка проповедовать такие христианские ценности, как милосердие и любовь к ближнему, не увенчалась
К Блуду подошли воевода Теодрик и его сын.
– Могло быть и хуже, – сказал старый варяг. – Бог спас Подол от великой беды.
– Да, уж, – согласился Блуд и зевнул.
Поскольку ночные приключения его порядком утомили, он не стал больше задерживаться на дымящемся пепелище. Слуги Блуда гурьбой последовали за ним, но Рагоза почему-то остался. Теодрик и Йохан тоже не спешили уходить.
У моста через ручей Блуд встретил весьма приметную троицу. Впереди шагал волхв Твердолик, который, несмотря на свою молодость, обладал немалым авторитетом, как у себя в ведовской среде, так и у жителей Киева. За волхвом следовал одетый в грязную свиту парень со странным, словно окаменевшим, лицом. Замыкал шествие хромой старик в серой бесформенной хламиде.
Блуду почему-то стало не по себе.
«И угораздило же меня в наш праздник волхва встретить, – сердито подумал он. – Те двое, что за Твердоликом идут, тоже, видать из его племени – кудесники али кощунники 37 ».
Блуд постарался выкинуть из головы неприятную встречу, обратив свои мысли на предстоящее застолье по случаю великого праздника.
«Надобно до вечера позвать гостей: Прастена Будова, варягов Якуна и Торольда, Стефана Угрина. Теодрика и его сына. А еще, пожалуй, надобно позвать Радшу Малова и Милана Истрова, хоть они и не христиане. Мстишу… Мстишу не пригласишь без его брата Люта. Ну, да ладно. Авось, старший Свенельдович не испортит нам пира».
37
Кощунники – представители низшей одной из низших ступеней жреческой касты на Руси. Они хранили священные предания и занимались волшебством.
Но, едва Блуд успел помыться и переодеться, как прибежал Рагоза с тревожной вестью: какие-то два пришлых кудесника винят христиан в пожаре на Подоле.
– Неужто люди верят чужакам? – спросил Фома.
– Поверили! – ответил Рогоза. – Слух пошел, будто вы ночью порешили положить великую требу своему Богу…
– Нашему Богу требы не надобны! – воскликнул Фома.
– Народ уже начал бить христиан, – добавил Рагоза.
– И многих побили? – взволнованно осведомился Блуд.
– Ваши почитай все успели утечь. Кого-то поймали, но я не стал глядеть кого, а поскорее убрался оттоль. Вдруг кто-нибудь вспомнил бы, что и мой боярин – христианин…
– А храм? – вскричал Фома. – Его же разорят!
Блуд тоже забеспокоился:
– Как бы наш храм не сожгли!
В горнице уже собралась челядь. Хотя среди слуг Блуда христиан было немного, забеспокоились не только почитатели Спасителя, но и те, кто поклонялся языческим богам.
– Ты не о храме, а о себе и о нас пекись, – вмешался старый ключник Благой. – Как бы подоляне сюда не явились.
Надо было принимать меры для обороны, ибо взбаламученные кудесниками люди могли вспомнить о том,
«В детинце мало простора, зато безопаснее».
Всего около десятка мужчин из челядинцев умели обращаться с оружием, причем двоих не следовало брать в расчет ввиду их преклонных лет. С такими силами вряд ли удастся оборониться от разъяренной толпы.
«Но не ждать же погибели», – подумал Блуд, а вслух велел:
– Запереть ворота! Бабам и детям схорониться! Мужикам взять оружие и собраться во дворе!
Он критически оглядел вооружившихся челядинцев. Мечи были только у Фомы и Рагозы; широкоплечий гигант Нискиня держал в руке палицу; семеро слуг обзавелись разной величины топорами; трое юношей нашли более ли менее приличные дубины; а два старика, ключник Благой и старший конюх Вятко, помахивали палками.
«Долго мне с моими ратниками не выстоять. Да, и вряд ли они станут защищаться, не щадя живота своего».
Когда с улицы послышался шум, Блуд подошел к воротам и глянул в щель. То, что он увидел, не сулило ничего доброго: по дороге двигалась вопящая толпа во главе с хромым стариком – тем самым, с которым Блуд встретился у моста через ручей.
«Лучше уж мне было пасть от меча в немецких землях».
Но неожиданно толпа остановилась и начала редеть. Люди бросились наутек, и впереди всех помчался хромец. Не успел Блуд удивиться, как мимо его ворот проскакали на конях княжьи дружинники.
– Что там деется? – нетерпеливо поинтересовался Фома.
– Князь прислал дружинников, – сообщил Блуд, отходя от ворот.
Новость обрадовала всех. Побросав оружие, челядинцы принялись выражать свое восхищение быстрыми действиями князя. Блуд велел отпереть ворота, и когда это было сделано, вышел со двора. Фома сопровождал его.
– Ты цел, слава Перуну! – услышал Блуд знакомый голос. – А я уж не знал, что и думать!
Запыхавшийся от быстрого бега Мстиша бросился другу на шею, причитая:
– У меня аж дух захватило!.. Надобно же было тебе здесь поселиться!..
Блуд глянул туда, где еще недавно бесновался народ. Смутьянов уже и след простыл, а дружинники ускакали в сторону собора Святого Ильи.
– Как там наш храм? – опять забеспокоился Фома.
– Пойдем, узнаем, – предложил ему Блуд.
Вместе с Мстишей они направились к собору. Подол был необычайно пустынным: люди попрятались по своим жилищам, боясь ответственности за только что совершенные ими преступления. А натворить беды подоляне успели: неподалеку от двора Блуда валялись посреди улицы два обезображенных трупа, в которых трудно было кого-либо узнать, а за мостом через ручей лежали бездыханные тела Теодрика Дьярвова и его сына. Ветер трепал клок седых волос на разбитой голове старого варяга и перебирал рыжие пряди Йохана.
– Господи Иисусе! – прохрипел Фома, осеняя себя крестным знамением.
Душу Блуда охватило сомнение: всесилен ли христианский Бог, если не смог уберечь от гибели своих ярых приверженцев.
– Не спас их Господь! – вырвалось у него.
– Всевышний и Своего Сына не спас – напомнил Фома и, немного помолчав, добавил: – Тогда многие испытали разочарование, и даже ученики Иисуса усомнились.
Он прочитал молитву, а Мстиша сказал с сожалением:
– Добрый был воин – Теодрик. А Ивашка моложе меня.