Служу Родине. Рассказы летчика
Шрифт:
«…Враг рассчитывал на то, что после первого же удара наша армия будет рассеяна, наша страна будет поставлена на колени. Но враг жестоко просчитался, — говорил великий Сталин в своей речи на Красной площади. — …наша армия и наш флот геройски отбивают атаки врага на протяжении всего фронта, нанося ему тяжёлый урон, а наша страна, — вся наша страна, — организовалась в единый боевой лагерь, чтобы вместе с нашей армией и нашим флотом осуществить разгром немецких захватчиков».
Нам радостно было сознавать, что, находясь в глубоком тылу, мы вместе со всем народом
Командир эскадрильи уже сменил гнев на милость. Но время шло, а командир молчал. Неужели я ещё не заслужил права вылететь на фронт?..
9. В МОСКВУ!
Все мои курсанты успешно закончили учёбу и получили назначения в часть.
Перед отъездом курсанты, окружив меня, благодарят за выучку. Их возбуждённые лица напоминают мне, как я сам ещё совсем недавно волновался, расставаясь со своими инструкторами в аэроклубе.
Я завидую своим курсантам и говорю об этом, крепко пожимая им руки на прощанье.
— До скорой встречи на полевом аэродроме, товарищ инструктор! — кричат они сидя в машине, увозящей их на станцию.
Снова мои друзья-инструкторы и я остаёмся в тылу. Работы по-прежнему много, я целый день на аэродроме. Опять учу и учусь сам. Вечером, отдохнув, мы собираемся в Ленинской комнате, у карты боёв.
С глубоким волнением следим мы за Сталинградской битвой. Все наши помыслы и разговоры — о Сталинграде. В небе над волжской твердыней идут ожесточённые воздушные бои. Они начинаются с рассвета и длятся до темноты.
У меня такое горячее желание стать в ряды защитников Сталинграда, так сильна ненависть к врагу, так много во мне сил, а я должен быть только наблюдателем! До каких же это пор?
Однажды я возвратился с тренировочного полёта. Жара стояла невыносимая.
— Пошли купаться! — позвал меня Усменцев.
Только мы направились к арыку[10], протекавшему между высокими тополями аэродрома, как ко мне подбежал техник:
— Вас вызывает командир эскадрильи.
— Ну, подожди, сейчас вернусь! — крикнул я Грише.
В дверях сталкиваюсь с командиром звена другого отряда— лейтенантом Петро Кучеренко. Он спокойный, выдержанный, скромный лётчик. Говорит с расстановкой, следит за каждым своим движением. Его тоже вызвали.
Входим вместе. Докладываем. Командир эскадрильи встаёт и пристально смотрит на нас. Ну, думаю, сейчас начнёт отчитывать за что-нибудь! Командир постоял молча и медленно произнёс:
— Да, я знаю, вы лётчики неплохие, не подведёте нас на фронте. Вас вызывают в Москву. Выезд завтра утром.
Наконец-то! Мне даже не верилось.
Командир пожал нам руки, и мы вышли.
Весть уже облетела аэродром, и ребята ждали нас у дверей. Тут и мой друг — Гриша Усменцев. Я бросился его обнимать:
— На фронт еду, Гришка!.. Ущипни меня, может я сплю!..
Утром я вскочил раньше всех. Сегодня в Москву! Говорили, что оттуда —
Пришёл Петро. Машина уже ждала. Друзья окружили нас, отъезжающих, тесным кольцом. Прощались долго и шумно. Гриша тряс мне руку и твердил:
— Ты только пиши, как собьёшь вражеский самолёт. Сразу напиши, слышишь?
— Товарищи, пора ехать, — сказал командир.
Мы ещё раз торопливо попрощались и влезли в машину. Тронулись.
Ребята бежали за машиной и кричали:
— Бейте врага! Покрепче!
Машина завернула за холм, и аэродром исчез из виду.
Часть четвёртая
В БОЕВОЙ СЕМЬЕ
1. СЛОВА ВОЖДЯ
Мы ехали по тем местам, по которым год назад двигался наш эшелон с запада на восток. На полке против меня устроился старший сержант из другой эскадрильи — Лёня Амелин. У него весёлые серые глаза и хорошее, спокойное лицо. Он высок, чуть сутуловат, говорит медленно, двигается плавно и с виду не похож на лётчика-истребителя. Но это только так кажется. На фронте он проявил себя отважным истребителем.
Мы с Лёней быстро сдружились. У нас оказалось много общего во вкусах, интересах. Он, так же как и я, рвался в бой. Ребята говорили, что Лёня хорошо владеет техникой пилотирования. Но как все мы будем пилотировать в бою? Мы ещё не знали боевых качеств друг друга, не знали ещё и самих себя.
Переезжая Волгу, я думал о том, что она несёт свои почти скованные льдом воды туда, к героическому Сталинграду, и что, может быть, на днях и я буду там…
7 ноября мы сидели в поезде и очень жалели, что не попали в этот день в Москву.
Подъезжая к столице и глядя в окно на подмосковные дачные места, я испытывал необычайное волнение… Москва… Столица… Сколько я мечтал о ней, сколько думал о ней в тревожные дни 1941 года!..
Мы приехали 8 ноября, в морозное, ясное утро. Сопровождающий, присланный за нами с пункта сбора лётно-технического состава, повёл нас в метро. Чуть растерявшись, мы вошли в светлый подземный зал, сели в поезд и как заворожённые смотрели на мелькающие станции.
…В зале пункта сбора лётно-технического состава много боевых лётчиков. Но встречается и молодёжь, вроде нас. Лётчики рассказывают о воздушных боях: одни только что прибыли с фронта, другие — из госпиталей. Мы с Лёней стоим в сторонке у окна и слушаем.