Смех под штыком
Шрифт:
— Кавалерия поскачет по хмеречи, броневики понесутся по скалам, артиллерия громить будет ущелья. Передай, что белые ночью из хат по нужде боятся вылезти, — и умолкал. Разведчикам оставалось стыдливо возвращаться назад и докладывать, что Илья их на смех поднял.
Ночью засел писать приказ о наступлении. Писание затянулось до утра: нужно было предусмотреть все мелочи. Ведь расплачиваться приходилось живыми людьми.
Под утро он осторожно разбудил свое начальство. Приказ его был утвержден с маленькой поправкой: одна рота зеленых должна быть направлена сюда, за 18 верст от города, для охраны
Илья не спорил: он умел подчиняться, хоть и не любил этого. Поскакал на фронт. Предстояло перепечатать приказ, вручить всем командирам, обсудить его с ними; за ночь перебросить через Мархотский хребет в тыл Геленджика 500 бойцов, и подтянуть части к городу.
И день и ночь ушли в горячке. Все запаздывало. Орудия, прибывшие накануне, не были проверены, совещание командиров провели вечером и наскоро, при неполном сборе. Всем казалось, что все ясно, задача проста, а между тем части путали, шли не туда, куда нужно, забывали доносить. Илья распорядился, чтобы вечером хорошенько накормили бойцов, ночью дали им отдых, чтобы в бой вступили они бодрыми и сильным. Но это было скомкано, ужин наполовину остался забытым, часть отрядов до глубокой ночи шаталась по колючему кустарнику.
Илья недоволен был, что этот первый большой бой против сильнейшего врага приходилось начинать с плохой, неряшливой подготовкой, когда маленькие операции подготовлялись тщательно, наверняка.
Через Мархотский хребет к Марьиной роще был направлен Горчаков с половиной лучшего, пятого батальона и горным орудием. К Марьиной роще должен был выйти и расположенный неподалеку от нее первый батальон Сокола. Пашет с несколькими кавалеристами отправился туда же, чтобы об’единить под своим командованием все части. Из-под Кабардинки ожидался отряд в 30 человек Васьки-анархиста.
Переход половины пятого батальона с пулеметами и горным орудием по вязкой грязи через высокий и крутой Мархотский хребет был чрезвычайно труден. Все вывалялось в грязь. Горное орудие бесконечно переворачивалось, лошади не тянули его, и бойцам приходилось вытаскивать его на плечах.
Поздно вечером Рязанский передал Илье по телефону из Михайловского перевала последнюю новость, что сил белых 4000. Илья вздрогнул, и у него вырвалось:
— Вот как? — и, чтобы скрыть минутную растерянность от окружающих и своего начальника, весело бросил: — Ну, тем лучше: больше трофей достанется.
Было от чего вздрогнуть. У противника — офицерские, чеченские части; эти будут драться до последнего; на двух миноносцах и на берегу — 13 орудий, из которых 6 дальнобойных. А сколько судов еще придет во время боя? Подводная лодка с двумя пулеметами — она недосягаема для зеленых, но будет обстреливать их с фланга, а два броневика — в лоб. Где же от них спрячешься? Эскадрон кавалерии, пулеметов не менее семидесяти. У пристани — транспортное судно «Мария». Белые могут спокойно драться, не боясь окружения: у них есть возможность погрузиться на судно. У противника прекрасное кольцевое положение, проволочные рогатки на улицах, густая телефонная сеть, связывающая все участки позиции.
А у зеленых — смешно перечислять. Два батальона геленджикского участка — не в счет, они разбросаны
И этим боем решалась участь всей кампании.
Утро было тихое, радостное, предвещавшее солнечный день. Еще до рассвета зеленые расположились цепями в кустах вдали от города.
Светало. Все напряженно ожидали стрельбу из горного орудия со стороны Марьиной рощи. Этим сигналом должны были дать знать оттуда товарищи, что они готовы и начинают бой, отвлекая силы противника на себя.
Отдаленно глухо ухнуло — и загрохотал по небу снаряд. Гулко взметнулся взрыв у пристани, весело прокатилось по горам эхо.
Еще выстрел. Взрыв. Тишина…
Почему прекратилась стрельба?.. Не захватили ли врасплох самих зеленых? Или артиллеристы умышленно испортили орудия, чтобы белые успели занять позицию?
Главные силы зеленых пошли вперед, вплотную к постам белых, чтобы по сигналу двух орудий отсюда, с криками ура броситься в город.
Со стороны Марьиной рощи еще до рассвета разобраны были мосты, кое-где свалены были деревья на шоссе, нагромождены поперек его камни, перерезаны провода в Новороссийск. Горное орудие было установлено в каменоломнях. Цепи зеленых подошли незамеченными к цементному заводу. Томительно долго ожидали сигнал. И когда последовали два выстрела — двинулись вперед.
По дворам итти было долго, да и неудобно: это нужно было каждый двор брать приступом от бесновавшихся собак. Шли берегом, улицами, переулками, шли под горой кустами.
Прошли цементный завод — в тылу завязалась перестрелка. Но цепи зеленых, не слыша над собой пуль, не задумывались о причинах этой стрельбы, не задумывались и о причинах молчания горняжки; они стремительно пошли к центру города, не видя перед собой противника, не встречая отпора.
Прошли до поворота шоссе, на главную улицу. Неподалеку — две гостиницы, набитые добровольцами.
Зеленые бросились к этим гостиницам, откуда уже выбегали добровольцы в белье или наскоро одетые, в ботинках на босу ногу, без обмоток; взяли под обстрел выходы из гостиниц и захватили в плен партию добровольцев, на постелях, полусонных, недоумевающих. Подняли крик, торопя их собираться и итти под конвоем в тыл зеленых.
Взвод кавалерии белых вихрем проскакал по шоссе, и только свернул на повороте, как несколько пулеметов зеленых застрочили по ним — и кавалерия была сметена. Груда трупов лошадей и горцев осталась на месте.