Смех сквозь слезы
Шрифт:
— Оля, давай сразу договоримся, — серьезно произнесла я. — Пока мы с Костей будем обрабатывать Велиханова, ты играешь на сцене. Но если первое действие закончится, а я еще не появлюсь, никуда из-за кулис не уходи. Будь, как говорится, с народом. Это и к антракту относится.
— Даже сюда прийти нельзя? — уточнила она, мгновенно позабыв о своем черном любимом костюме.
— Никуда, — отрезала я.
— Договорились. — Она несколько раз нервно затянулась сигаретой и предложила: — Пошли в курилку. Чтобы меня не искали.
— Пойдем. —
Тимирбулатова прошествовала вслед за мной.
В курилке от нетерпения изнывал Жемчужный. Он мял в руке пустую пачку из-под сигарет и поглядывал на наручные часы.
— Анатолий Викторович уже приехал, — заговорщицким шепотом сообщил он нам. — Я сам видел, как он поднялся по лестнице.
— Как он выглядит? — спросила я.
— Как голубой. — Теперь у Кости, похоже, другой темы не было.
— Я не о том, — вздохнула я. — Он озабочен чем-нибудь?
— Конечно, — весело откликнулся Жемчужный. — Ты ведь и сама прекрасно знаешь. Он сексуально озабочен. Причем не в том направлении.
— Глупо и несмешно, — парировала я.
Потянулись томительные минуты ожидания. Несмотря на то что Костя настаивал как можно скорее нанести визит директору и выбить из него всю правду, я не собиралась оставлять Олю без присмотра до начала спектакля.
Наконец неприятная женщина в неизменном розовом костюме традиционно дала сигнал к началу, и актеры, занятые в первом действии, потянулись за кулисы. Мимо нас прошествовал Майоров, бросив на ходу приветствие.
— Он занят в первом действии? — спросила я Костю.
— Он во всех действиях занят. — На лице моего соратника появилось пренебрежительное выражение.
— Ладно, пора, — уверенно сказала я и окинула взглядом Костю.
Он был облачен в ковбойский костюм. На нем довольно забавно смотрелись и сапоги со шпорами, и залихватски заломленная шляпа. Ни дать ни взять какой-нибудь Кровавый Джо с Дикого Запада.
— У тебя весьма отчаянный вид, — сказала я.
— Я ведь иду охранять тебя, — ответил он, поднимаясь вместе со мной по лестнице на третий этаж. — Только и ты смотри, чтобы Толик не очень приставал ко мне.
— Твой юмор на эту тему мне уже надоел, — честно призналась я.
— Все, умолкаю.
Дверь в кабинет Анатолия Викторовича была приоткрыта. Сам хозяин стоял перед зеркалом и занимался своей прической.
— Не помешаем? — спросила я, пропуская вперед Костю и довольно бесцеремонно запирая за собой дверь.
— Что такое? — Велиханов отошел от зеркала. — Что случилось?
— Случилось ужасное, Анатолий Викторович. — Я взяла инициативу разговора в свои руки. Жемчужный временно отмалчивался. — Недавно убили Федора Ласточкина, мужа одной из ваших актрис, и мы хотим подробно узнать, как это произошло.
— А при чем здесь я? — почти взвизгнул Велиханов. — Какое я имею к этому отношение?
Имя Ласточкина действовало на него магически.
— В самую точку, Анатолий Викторович!
— Я не понимаю… — Он полез в карман за сигаретами, но, когда извлек пачку на свет божий, та выпала из его дрожащих рук и упала на пол.
Пока Велиханов нагибался за ней, я не стала испытывать его терпение и включила запись, найденную в его кабинете пару часов назад.
Анатолий Викторович при первых же словах побледнел и с ужасом вытаращил глаза.
Когда отзвучала последняя фраза, я выключила миниатюрный приборчик и сказала:
— Как видите, Анатолий Викторович, вы оказались правы. У стен тоже есть уши.
— Проклятье, — только и смог сказать он.
Велиханов прошел за свой стол и сел, обхватив голову руками.
— Так я и знал. Я как чувствовал, что все вот-вот выйдет наружу. Сколько вы хотите? — Он вскинул на нас глаза. Сначала на меня, затем на Костю, как на более известную ему персону.
— Денег нам от вас не надо, — произнесла я.
— Любви тоже, — не удержался-таки Жемчужный и вставил свою шпильку.
— Тогда что же? — На этот раз Велиханов смотрел только на меня, видимо поняв, что первая скрипка в нашем с Костей дуэте принадлежит мне.
— Мы хотим знать, кто убил Ласточкина, — жестко сказала я.
— Вы меня подозреваете? — опешил он.
— Не совсем. Его убил Дима?
— Дима? Нет, что вы, — залепетал Анатолий Викторович. — Это не он.
— Вы, видно, плохо прослушали запись, Анатолий Викторович. Разве не вы спросили Ирину Юрьевну, не оставил ли случайно следов возле трупа ее шофер?
— Да, я спросил. Но я имел в виду… В общем, тут совсем другая история.
— Какая? Хватит запираться, Анатолий Викторович. Рассказывайте.
— Хорошо.
Он только сейчас извлек из пачки сигарету и сунул ее в рот. Долго, несколько раз, щелкал зажигалкой, стараясь извлечь пламя, и наконец, когда это ему удалось, он вытер вспотевшие от волнения руки о собственные брюки.
— Дело было так. Этому сукину сыну (я имею в виду Федора Ласточкина) удалось застукать меня за… занятием весьма личного характера, в общем. Он принялся меня шантажировать. Безбожно тянул деньги. Я регулярно платил ему. Мне не хотелось, чтобы мои… увлечения вышли наружу. Ну, вы меня понимаете?
— Не очень, — усмехнулся Жемчужный.
Велиханов бросил на него затравленный взгляд и продолжил:
— Я не убивал Ласточкина. И Дима, водитель Ирины Юрьевны, его тоже не убивал. Все произошло куда банальнее. Негодяя пырнули ножом какие-то хулиганы на улице. Не знаю уж за что, но это так. Дима проезжал мимо в тот поздний час и видел лишь завершающую картину происшедшего. Так сказать, финальную. Он видел, как Ласточкин упал, а хулиганы скрылись. После этого Дима подошел к уже бездыханному Федору и, обыскав его, нашел пленку. Мою пленку. То есть, я хочу сказать, ту пленку, на которой… — Анатолий Викторович снова запнулся.