Смена. 12 часов с медсестрой из онкологического отделения: события, переживания и пациенты, отвоеванные у болезни
Шрифт:
Мелани повернулась ко мне лицом, от безысходности подняв руки в воздух.
– Он в порядке? – спрашиваю я.
– Давай посмотрим. – Она поворачивается обратно к компьютеру и что-то печатает, чтобы найти его фамилию в списке пациентов интенсивной терапии. Некоторые медсестры считают, что, отслеживая пациентов в больнице с помощью компьютера, мы нарушаем закон о конфиденциальности, однако я никогда ничего подобного не слышала от нашего руководства, и на моей памяти ни одна медсестра не была за это наказана.
Найдя его электронную карточку, Мелани стала бегло ее изучать.
– Пульс… давление – вот! – сто на шестьдесят, – она вновь поворачивается
Я хмурю лоб в раздумьях.
– Сепсис?
– Нет. У него не было онкологии, просто у них не было свободных коек в общем отделении.
– И что ты думаешь? Может быть, у него просто обезвоживание?
– Ну, скорее всего нет, если учесть обильное слюноотделение!
Она возвращается к своему компьютеру, чтобы разделаться с заполнением карточек пациентов. Со временем количество бумажной волокиты все увеличивается, и чем больше занята медсестра с очень больным пациентом, тем больше всего ей приходится записывать, хотя времени на это остается все меньше. Компьютеры должны были ускорить и облегчить эту задачу, однако вместо повышения эффективности потребовали от нас дополнительной скрупулезности. Нам приходится записывать все подряд, причем желательно в режиме реального времени. Понятно, когда пациент нуждается в неотложной помощи, записывать все сразу попросту не представляется возможным.
Я тянусь за распечатанными бумагами, подготовленными для каждого моего пациента, и из разговора рядом слышу имя другого больного – Рэя Мэнсона.
– А что здесь делает Рэй?
– Рецидив, – говорит подошедшая Хелен, другая медсестра с ночной смены. Ее лицо выглядит мрачным, и сказанное ей единственное слово словно повисает в воздухе.
«Черт», – думаю я, а затем: «Что?» Может быть, если я сделаю вид, что не поняла сказанного Хелен, то это изменит факт того, что у Рэя случился рецидив.
– Ага, – говорит Хелен.
– Когда?
Она наклоняет голову.
– Несколько дней назад.
Она пожимает плечами. Неужели это хоть сколько-нибудь важно? Медсестры пару дней работают, потом несколько дней отдыхают, так что мы не всегда сразу узнаем последние новости. Лично для меня такое неведение помогает разделять дом и работу в больнице.
– Но ведь я пила в прошлом месяце с ним кофе, с ним и Лиз.
– Я тоже, – говорит она, – только не кофе, а пиво.
Как правило, мы не пьем кофе со своими пациентами. Обычно я никогда не встречаюсь с пациентами за пределами больницы, однако с Рэем все было по-другому. Пожарный, поющий и играющий на гитаре в рок-группе, – довольно необычная комбинация. Обаяние Рэя, однако, было связано в первую очередь с его манерой себя вести, а также его неизменной храбростью. Кроме того, наши дни рождения совпадали, а в работе с онкологическими пациентами подобные совпадения кажутся весьма значительными.
Рэй совсем молодой: ему было всего двадцать пять, когда у него обнаружили лейкемию. Он заметил, что каждый день все больше и больше устает, а затем у него появился синяк, который постепенно превратился в большую лиловую шишку под кожей в нижней части живота, такое развитие и распространение казалось весьма неестественным. После этого он подхватил простуду, которая, что бы он ни пробовал, никак не проходила.
Усталость достала его настолько, что он обратился к врачу. Пожарным нельзя быть постоянно уставшими, да и погулять Рэй тоже любил: проводил время с детьми, играл в группе, ходил на вечеринки. Из-за усталости ему было слишком тяжело работать.
Мысленно я представляю себе кофейню,
Время текло подобно жидкому меду из банки – медленно и сладко. Одни люди уходили из кафетерия, другие приходили в своих кожаных куртках с множеством молний и поношенных футболках с воинственными призывами. Все знали Рэя. «Привет, как самочувствие?» – был самый распространенный вопрос, за которым следовали беззаботные разговоры о музыке, о следующем выступлении рок-группы Рэя.
В районе полудня он заказал сэндвич, а я попросила сделать мне еще один латте. Лиз вытянула ноги и спросила, что еще мне хотелось бы узнать, так как они знали, что я пишу, а их история меня увлекла.
Я помню сливочный вкус своего латте, связывающее этих двоих электричество, остатки ярко-зеленого шпината на тарелке Рэя, ощущение подвешенного в воздухе бесконечного будущего. В тот момент я думала, что Рэй всегда будет здоров. Что он будет работать, вырастит своих детей, постареет и умрет, только когда придет время, никак не раньше. Что он будет тушить пожары и спасать жизни, и вместе с Лиз они будут продолжать с надеждой смотреть в свое многообещающее будущее.
Я правда верила в это. Я верила, что эта встреча за пределами больницы и разговоры исключительно о будущем в розовых тонах помогут «наколдовать» долгосрочную ремиссию. Я верила в это, хотя и знала, что, хорошо это или плохо, время никогда не удается остановить надолго.
Рецидив – возвращение болезни – не такое уж необычное дело для пациентов с той разновидностью лейкемии, что была у Рэя. Однако я все равно была в шоке от того, что он вернулся к нам на этаж. Также я чувствовала злость, самую настоящую злость. Ничего, впрочем, не оставалось, как вернуться к работе.
– Рэй сегодня на мне? – спрашиваю я Хелен, дежурившую медсестру. Ночью она официально была за главного – старшей медсестрой, отвечающей за все, что происходит в течение смены. Старшие медсестры определяют, за какими именно пациентами будет ухаживать каждый из медработников, улаживают возникающие проблемы, а также выполняют ряд административных задач – например, следят за тем, чтобы реанимационная тележка (большая тумба на колесах с ящиками, в которых лежит все необходимое в неотложной ситуации оборудование и лекарства) была всегда наготове. Некоторые медсестры вместо «старшей медсестры» говорят «старшая сука» – упиваясь властью, люди порой меняются до неузнаваемости. Хелен, к счастью, не из таких.
Она качает головой – Рэй сегодня будет не на мне, – и я чувствую облегчение. Я предпочитаю оказаться его медсестрой позже, не сейчас, пока у рака снова есть преимущество, пока не составлен подробный план лечения.
Пациенты во многом определяют, как именно пройдет смена: от них зависит, будем ли мы, медсестры, в невыносимом отчаянии или испытаем невероятное внутреннее удовлетворение от проделанной работы.
Взяв бумаги с информацией о моих пациентах, я перебираю их со сдержанным опасением игрока в покер, впервые заглянувшего в свои карты после раздачи, по которой он уже поставил больше, чем может себе позволить.