Смерть докторши
Шрифт:
Хункелер покачал головой. Он был в полном недоумении.
— Если хочешь заняться любовью, то устраиваешься поудобнее, на мягкой широкой кровати, а не на медицинской кушетке.
— Ну, это не по ней, у нее были свои представления. Любовь должна быть тайной, опасной, запретной. Иначе грош ей цена.
— Как вы думаете, Ханс Грабер мог бы совершить это убийство? И если да, то по какой причине?
Рут Цбинден ответила не сразу, задумалась, потом наконец подняла глаза и посмотрела на
— Пожалуй, мог бы. Он собирался расстаться с Кристой. Примерно за месяц до смерти она сама мне рассказывала. С ним, мол, нехорошо обращаются, используют как объект сексуального наслаждения, без душевной надстройки. Я точно помню эти слова, очень уж странная формулировка. И он, мол, хочет остаться верен своей молодой жене.
— Но убийств из-за этого все-таки не совершают.
— Как знать. Может, она не хотела его отпустить. Может, произошла ссора и он в аффекте заколол ее.
— На нижней губе у нее ранка от укуса. Но это строго между нами.
— Вот свинья, — сказала Рут Цбинден.
— Почему свинья? В любовной горячке чего только не бывает.
— Ненавижу насилие над женщинами, даже если это укусы от любви.
Рут Цбинден сидела по-кошачьи спокойно, сложив руки на коленях, словно лапы.
— А ваш друг, который ловит форель? Как он? Вы его любите?
— Конечно. Иначе разве я была бы с ним?
Тут она права.
— Давайте поговорим об Иове Хеллере. Он часто навешал свою мать?
— Нет, редко. В общем, только если нужно было что-то обговорить. Она избегала его.
— Почему? Общение с сыном она тоже считала излишней близостью?
— Вполне возможно. Криста была женщина весьма незаурядная.
— Вам она нравилась, верно?
Рут Цбинден кивнула, глаза ее на миг затуманились.
— Ну что ж, спасибо, — сказал Хункелер.
У стойки в приемной д-р Кнехт давал указания г-же Швааб. При появлении Хункелера он осекся и смерил его холодным взглядом.
— Этот ваш Халлер целыми днями тут торчит, — сказал он. — Долго ли так будет продолжаться? Вы мешаете нам работать.
— Сожалею, но мне необходимо поговорить с вами.
— Никак не могу. Вы посмотрите, сколько пациентов ждут приема. — Он кивнул на стеклянную перегородку, за которой сидели люди. — Им всем нужна моя помощь. И это самое важное.
— Пятнадцать минут, — попросил Хункелер.
Д-р Кнехт побагровел, хотя под загаром это не слишком бросалось в глаза. Но тотчас взял себя в руки.
— Ну хорошо. Зайдите этак в полдень, может, уделю вам минут пять.
— А что со всеми этими людьми? Они болеют?
— Они страдают от жары. А у некоторых легкий грипп.
Д-р Кнехт отвернулся.
Когда Хункелер вышел из парадной,
— Дайте-ка мне сосисочку, — попросил он, — только не бледную немочь, а поподжаристей.
— Они все поджаристые, — ответила женщина, — мы-то знаем, что вкусно.
Она выложила сосиску на картонную тарелочку. От жара сосиска аппетитно потрескалась, шкурка обуглилась, внутри виднелась сочная начинка.
— И булочку, пожалуйста.
— Само собой. Как же без булочки!
— И горчички!
Она выдавила на тарелку горчицу.
— Вы и есть Ворчунья? — спросил Хункелер.
— Да, так меня называют. Присматриваю тут, чтоб все было вкусно.
— Я загляну как-нибудь к вам на ферму, если не возражаете.
— Милости прошу.
Ворчунья просияла.
Комиссар подошел к мужскому столу, сел и представился. Разговоры мгновенно смолкли. А он как ни в чем не бывало вонзил зубы в сосиску.
— Пивка не нальете?
— Вот оно что, — сказал Меркле. — Попразновать с нами желаете.
Хункелер кивнул.
— Если хотите знать, — продолжал Меркле, нацеживая кружку пива, — полицейские нам не очень-то по душе. Они тут все вверх дном перевернули, будто мы убийцы. А мы все очень любили доктора Эрни.
— Ваше здоровье, — сказал Хункелер.
— А настоящие преступники, наркоманы, разгуливают себе на воле. Нешто можно их еще и наркотиками под завязку накачивать, и вполне легально? Отучать их надо от этой дряни, причем в тюрьме, пока не окочурятся либо не отвыкнут. По-другому никак не получится. Нам-то в молодости крепко досталось. На всю жизнь урок. А от мягкости проку не будет. Только изнежим молодежь, вот и все.
— Мне бы вашу уверенность, — сказал Хункелер. — Впрочем, сейчас меня интересует другое. Я ищу преступника.
— Да-да, ищите его, мы вам пособим. А как найдете, к стенке его — и баста!
Хункелер отхлебнул пива, оно оказалось холодное и свежее. Посмотрел на Авраама — шелковый галстук, воротник сорочки обтрепан, поля у борсалино потертые, засаленные.
— Вы купили эту шляпу на базаре в Лунно, на Лаго-Маджоре, верно? — спросил он.
— Угадали, — ответил Авраам, — в шестьдесят четвертом, ездил туда на автобусе через Сен-Готард, с покойной женой.