Смерть как искусство. Том 2. Правосудие
Шрифт:
Теперь он уже не расставался с фляжкой, в которую наливал что-нибудь покрепче, и постоянно делал глоток-другой, прямо с утра начинал. Жизнь становилась все невыносимее, и спасала только работа.
В тот день, в тот самый последний день своей жизни, Дмитрий Леоничев сидел дома и работал над очередным контрактом, который подготовил его юрист и который ему категорически не нравился. Он недавно сменил юриста, прежнего уволил, а на его место взял, по рекомендации знакомых, совсем молодого парня, еще ничего не понимавшего в строительном бизнесе. За его работой нужен был глаз да глаз.
Дмитрий сидел за компьютером, читал договор, вносил исправления и дополнения,
– Я у себя дома имею право решать, что мне делать и чего не делать. Я сам имею право выбирать, с кем мне общаться, а с кем не общаться. И если я не хочу подходить к телефону, то меня никто не может обязать. Если я не хочу открывать дверь, то не открою.
Дмитрий Леоничев работал и пил, не обращая внимания ни на звонки домофона, ни на телефонные трели.
Когда мать Леоничева лежала в реанимации, у него на стройке произошел несчастный случай: рабочий по фамилии Попов упал с высоты девятого этажа и разбился насмерть. Имело место нарушение техники безопасности со стороны прораба, и, по-хорошему, фирме Леоничева пришлось бы выплачивать семье погибшего рабочего немаленькую компенсацию, но Попов был склонен к злоупотреблению спиртным, и Дмитрию Юрьевичу удалось, используя административный ресурс, уклониться от выплаты, добившись признания вины самого пострадавшего. Спустя какое-то время вдова Попова пришла к Леоничеву и попросила оказать материальную помощь.
– Вы же прекрасно знаете, что муж не виноват, – говорила она. – Виноват ваш прораб, которого вы покрываете. Я совсем больна, мне нужны деньги на лечение, а единственный кормилец умер.
В принципе Дмитрий был мужиком не злым и не жадным, и, приди Попова хотя бы на год раньше, даже на полгода, он бы, конечно, дал ей денег. Но в тот момент он был полностью погружен в проблемы оплаты лечения матери и стоял перед своим тяжким, мучительным выбором, который все никак не мог сделать. И он ответил грубо, не выбирая выражений:
– Ну, умер – и умер, все умирают. У меня вон мать умирает. Никто вечно не живет. А при том, сколько ваш муж пил, он бы еще максимум три года протянул и все равно умер бы. Сам виноват.
После визита к Леоничеву вдова Попова снова слегла. И примерно через пару месяцев, когда мать немного пришла в себя, еще раз сходила к Леоничеву и еще раз получила отказ, за дело взялась ее дочь Ольга, которая не простила Дмитрию Юрьевичу ни судебного решения, ни отказа в материальной помощи, ни оскорбления матери. К этому времени Леоничев уже похоронил свою мать.
Ольга начала собирать сведения о Леоничеве и его образе жизни и очень скоро узнала то, что и так уже знало полгорода: он постоянно пьет. Она долго наблюдала за ним и знаменитую серебряную фляжку видела своими глазами. Леоничев в депрессии, и вполне можно отравить его, инсценировав самоубийство.
Воплотить замысел не удалось сразу, не такое это простое дело – пойти и убить. Решиться – это одно, а вот сделать… Ольга долго собиралась с силами. Наконец принялась за осуществление задуманного и выбрала день, когда Леоничев остался дома один. Впрочем, такие дни в последнее время выпадали все чаще. Ольга пришла, позвонила в домофон, но ей никто не открыл. Может быть, Дмитрий Юрьевич все-таки ушел? Она позвонила в квартиру по телефону, но никто не ответил. Нет, он обязательно должен
Ольга снова позвонила в домофон, а когда ей и на этот раз не ответили, села на скамейку возле подъезда и стала ждать. Она была в растерянности, в ее так тщательно продуманный план совершенно не вписывалось обыкновенное нежелание хозяина квартиры открыть дверь и впустить незнакомого человека. Этого она не предусмотрела, поэтому не понимала, что делать, но надеялась, что какое-нибудь решение все-таки придет.
И оно пришло. Дверь подъезда распахнулась, и вышел Леоничев, в спортивном костюме и в домашних шлепанцах. Ольга поняла, что он уже «принял на грудь» и даже не обращает внимания на то, в какой обуви выходит. Дмитрий Юрьевич двинулся в сторону магазина и очень скоро снова появился, неся в руках пакет с продуктами. Продуктов было немного. Ольга поднялась ему навстречу:
– Дмитрий Юрьевич, я к вам. Можно войти? Мне нужно с вами поговорить.
– О чем? – равнодушно спросил Леоничев.
– Это очень важно, честное слово. Я не займу много времени. Пожалуйста, я очень вас прошу.
Видно, столько мольбы и отчаяния было в ее лице, что Леоничев сдался. Они вместе вошли в подъезд и поднялись в квартиру. В квартире Дмитрий Юрьевич небрежно швырнул пакет с продуктами на пол, прошел в комнату, где рядом с включенным компьютером стояла та самая фляжка, и сразу же взял ее в руки. Ольга думала, что они поговорят здесь же, но Леоничев пригласил ее в другую комнату, побольше, и предложил ей сесть в кресло рядом с низким столиком. Сам уселся в кресле напротив и тут же сделал глоток из фляжки.
– Ну, слушаю. Только покороче, у меня много работы.
Ольга, как и планировала, представилась и завела разговор о материальной помощи. Для себя она решила, что, если Леоничев согласится заплатить, она не станет его убивать. Пусть живет. В конце концов, местью можно и пожертвовать, если будет на что лечить мать. Но он платить не собирался. То, что пришлось ей выслушать, было еще хуже, еще грубее, чем то, что он в свое время сказал ее матери.
– Я понимаю, – согласно кивала Ольга, – вы, конечно же, правы. Поверьте, я ни за что не пришла бы, если бы не мама… Она очень настаивала, чтобы я пришла к вам и попросила, а я говорила ей в точности то же самое, что вы сейчас говорите мне. Не сердитесь на меня.
Но сердиться он и не думал.
– Можно мне воды? – попросила она.
Леоничев встал и пошел на кухню за водой. Этого времени Ольге Поповой вполне хватило на то, чтобы высыпать во фляжку принесенные с собой таблетки. Теперь оставалось только ждать, когда Леоничев выпьет достаточное количество отравленного спиртного.
– Хотите, я вам поесть приготовлю? – предложила она, выпив одним махом воду из высокого стакана. – Я видела, вы продукты покупали. Вы, наверное, голодны. Работайте, работайте, я вам не помешаю. Просто мне так неловко, что я вас побеспокоила, и мне хочется как-то загладить…