Смерть консулу! Люцифер
Шрифт:
— Ну, значит, мы будем скоро укладывать наши чемоданы! — воскликнул Дероне после ухода адъютанта. — Перед возвращением во Францию он разыграет сцену великодушия и публично выразит вам свою благодарность за переправу через Дунай. Если бы я был тогда в лодке на вашем месте с полудюжиной решительных людей, разумеется французов, а не немцев, которые даже к узурпатору чувствуют уважение, тогда дела, быть может, приняли бы совсем иной оборот... Но вот идёт ваша благодетельная фея, фрейлейн Армгарт. Честь имею принести вам мой нижайший поклон, фрейлейн, и прошу не
Магдалена с благодарной улыбкой протянула руку Дероне. Она была уверена, что общество весёлого и остроумного француза лучше всего рассеет печальное настроение Эгберта, которое поддерживалось уединением деревенской жизни.
Приятели вышли из сада и пошли по лесной тропинке. Эгберт, поднявшись на гору, оглянулся назад. Магдалена всё ещё стояла на прежнем месте в золотистом отблеске осеннего вечернего солнца. Ему казалось, что он всё ещё видит взгляд её добрых глаз, с любовью устремлённых на него. Сердце его радостно забилось. «Моя дорогая, милая!» — невольно подумал он.
Они шли молча; каждый был занят своими мыслями.
— Вы, вероятно, хотели мне сообщить что-нибудь? — сказал наконец Эгберт.
— Да, и такие вещи, о которых неудобно толковать в вашем саду, где нас могут подслушать, а тем более в присутствии фрейлейн Армгарт. Одним словом, вы должны благодарить небо за случай, который доставил вам покровительство императора, так как это пока спасает вас и ваш дом от несчастья. Витторио Цамбелли...
— Разве он жив? Вы ни разу не упоминали его имени в последнее время, поэтому я был убеждён, что он убит при Ваграме, где погибло столько достойных людей!
— Вы говорите таким печальным тоном, как будто сами собрались умирать. Вооружитесь мужеством, друг мой!
Вы должны защищать себя. Жизнь есть борьба — говорят философы. Неужели я должен проповедовать это кровному немцу! Знайте, что шевалье замышляет погубить вас, и теперь более, чем когда-либо, так как скоро осуществятся его самые смелые мечты. После заключения мира посыпятся награды. Поговаривают, что шевалье получит значительные поместья и титул маркиза.
— За какие услуги?
— Он желает, чтобы ничто не напоминало об услугах, оказанных им Бонапарту. Он не хотел бы видеть пятна на своём гербе и, разумеется, прежде всего постарается устранить тех, которым известно его участие в одном деле. Веньямин Бурдон сидит в тюрьме; граф Вольфсегг пропал бесследно; а третий — вы...
— Почему вы исключили себя, месье Дероне? Мне кажется, что вы для него опаснее всех нас.
— Вот тут-то и ошибается шевалье в своём расчёте, как это всегда бывает с преступниками. Он всё обдумал, взвесил все шансы, а главное упустил из виду. Он не подозревает о моём существовании, а я слежу за ним шаг за шагом, как его тень. Благодаря этому я узнал, что он тайком прогуливается около вашего дома, и, разумеется, не с добрыми намерениями. Пока вас спасает покровительство императора. Трудно решиться на крайние меры против человека, оказавшего такую важную услугу Наполеону, так как
— Вы преувеличиваете опасность, месье Дероне.
— Может быть. Но ведь это безвредно для вас. Мне только хочется, чтобы вы подумали о будущем. Когда император выедет из Шёнбрунна, то в этот день австрийская столица очутится без правительства и полиции. Тогда держите ухо востро и вспомните, что вы умеете быть не только мечтателем, но и солдатом. Мы всегда успеем попасть в царство теней; торопиться с этим нечего. Человеку живётся то хуже, то лучше, но пока у него есть чем утолить голод и жажду, ему нечего особенно тяготиться жизнью.
Они сошли с узкой тропинки и остановились под деревом, чтобы дать дорогу молодому человеку, который шёл к ним навстречу, прислушиваясь к шороху сухих листьев под ногами.
— Это тоже мечтатель! — сказал Эгберт. — Таков склад ума у большинства немцев. Посмотрите, как он вздрогнул, увидев нас. Ему не нравится, что мы нарушили его уединение.
Дероне тотчас заметил какую-то неловкость в манерах незнакомца. Он, видимо, старался подражать офицерам в походке и движениях. На голове его была военная фуражка, но вместо кокарды к ней прикреплена была стальная пряжка; длинные белокурые волосы опускались на стоячий воротник его голубого сюртука. Высокие сапоги, покрытые пылью, показывали, что он пришёл издалека.
Поравнявшись с обоими приятелями, он поклонился им и попросил указать дорогу в Шёнбрунн.
— Идите по этой тропинке до креста, а там спуститесь с горы и прямо выйдете на большую дорогу, — ответил Эгберт, который по акценту узнал в нём уроженца северной Германии.
— Я вышел сегодня рано утром из Вены, — сказал незнакомец, — бродил по горам и хотел вернуться через Шёнбрунн. Но, к сожалению, запоздал, и мне не удастся осмотреть сад.
— Вы можете сделать это завтра. Император Наполеон назначил парад перед дворцом; вы насладитесь двойным зрелищем.
— Но, я думаю, будет трудно пробраться сквозь толпу. Разумеется, я очень желал бы увидеть вблизи императора Наполеона.
Голос незнакомца слегка задрожал.
Дероне стоял в стороне, прислонившись к дереву, и не вмешивался в разговор, так как плохо знал немецкий язык, но не спускал глаз с незнакомца. Это был стройный двадцатилетний юноша с красивым, почти женственным лицом.
— Вы не уроженец Вены? — спросил его неожиданно Дероне по-французски.
— Нет, я из Тюрингена, — ответил тот на ломаном французском языке.
— Из какого города?
— Из Эрфурта.
— Однако вы совершили порядочный путь!
— Мне давно хотелось познакомиться с южной Германией.
Дероне недоверчиво улыбнулся, но не считал нужным расспрашивать его больше. Он знал теперь, что привело юношу к Шёнбрунну и почему он желает видеть Бонапарта.
«Вот ещё немецкий студент, который бросил свои книги, узнав, что делается здесь, и хочет избавить свою страну от тирана, — подумал Дероне. — Из боязни наказания и позора он медлит и не знает, на что решиться».