«Смерть красавицам» или Петербургский мститель

Москвин Игорь Владимирович

– Тише, голубчик, тише, ты не на плацу.

– Ваше благородие, сегодня при обходе порученного мне участка, – робость Семёнова куда-то ушла, и он начал докладывать, словно по написанной бумаге, – в воде Калашниковской набережной обнаружил утонувшую женщину со следами порезов на лице.

– А что ты, братец, по таким пустякам беспокоишь? Ну, утонула загулявшая бабёнка, что с того?

– Так, ваше благородие, порезы… – попытался возразить осмелевший Семёнов.

– От винта судна какого-нибудь.

– Ваше благородие…

– Да что ты заладил: «благородие,

благородие», – поморщился ротмистр, как от головной боли.

– Порезы больно ножевые напоминают.

– Ты что, эксперт?

– Никак нет.

– В участок доложил?

– Нет, ваше… – увидев, как скривился помощник пристава, умолк.

– Вот что, – Михаил Александрович потянулся к графину, налил себе рюмку, посмотрел на свет и одним глотком осушил. На несколько секунд замер, потом посмотрел на полицейского, словно не ожидал его увидеть. – Давай в участок, а заодно доложи Георгию Тимофеевичу. Понял?

– Так точно.

– Ну, ступай с Богом.

Михаил Александрович мог позволить себе вольность и не прийти на службу в такой ответственный день – его брат Пётр был полковником, командовал петербургским жандармским дивизионом, имел определённый вес и мог в случае чего поспособствовать, чтобы некоторые выходки младшего, Мишеля, остались незамеченными.

Георгий Тимофеевич, исполнявший должность пристава, проживал с семьёй в казённой квартире, расположенной в том же доме, что и порученный ему участок, но этажом выше.

Первым делом Семёнов зашёл в участок и почти в дверях столкнулся с младшим помощником пристава, губернским секретарём Петраковым – флегматичным малым лет тридцати с гаком. Полицейский обрадовался, что, может быть, можно перепоручить передать неприятнейшую новость ему. Но Иван Иванович с хитроватой улыбкой на губах кивнул.

– Сам здесь, – и пошёл дальше, даже не поинтересовавшись, что за спешное дело привело простого полицейского к приставу.

Семёнов перекрестился и утер пот со лба, выступивший от быстрого шага. Шутка ли – пройти от Александро-Невской площади почти до Знаменской. Постучал в дверь и, услышав дозволение, приоткрыл её.

Подполковник Сакс, человек грузный и лысый, отчего казался старше своих лет, сидел за столом, откинувшись на спинку стула. Он взглянул на вошедшего выцветшими голубыми глазами. Его пышные усы зашевелились.

– Ну, что там? – голос Георгия Тимофеевича звучал глухо.

Полицейский вздрогнул.

– Ваше высокоблагородие, – заметив, что пристав поморщился, Семёнов начал говорить тише, – сегодня при обходе мною в Неве обнаружен мертвец женского полу со следами… этого… – почесал затылок и тут же выпятил грудь и встал во фрунт.

– Насильственными? – подсказал Георгий Тимофеевич.

– Так точно, насильственными.

– Откуда такая уверенность?

– Так, господин подполковник, у неё всё лицо ножом исполосовано.

– Ножом, значит. Кого поставил в известность?

– Господина Преферанского и околоточного Ильина.

– Преферанского, – пристав покачал головой, вспоминая, что у старшего помощника вчера случился праздник перехода

из четвёртого десятка в пятый. Покачал головой. – Вот что, братец. Ты знаешь, где проживает Корнелий Адамович? – и при виде замешательства полицейского добавил: – Наш участковый доктор.

– Так точно, – глухо ответил Семёнов, и сердце бухнулось чуть ли не в колени – опять бежать! Но здесь хотя бы недалеко, всего-то до Полтавской улицы.

– Скажешь, что я срочно велел выезжать… а куда, собственно? – брови пристава поднялись вверх.

– В начале Калашниковской набережной, – Семёнов опять вытер рукавом пот со лба.

– Вот так и передай, а дежурному скажи… или нет… Впрочем, следователю телефонирую я сам. Ступай.

Георгий Тимофеевич взял телефонную трубку, поднял её, поднёс к уху. Покрутил изогнутую ручку.

– Барышня, будьте любезны, – и назвал два двузначных числа.

В трубке послышалось электрическое шуршание, потом искажённый женский голос произнёс:

– Квартира господина Петровского.

– Передайте Фёдору Григорьевичу, что его спрашивает подполковник Сакс.

– Одну минуту.

И действительно, через некоторое время раздался басовитый голос:

– Доброе утро, Георгий Тимофеевич! Чем обрадуете на сей раз?

– Трупом, – тяжело вздохнул пристав.

– Однако же, – судебный следователь, статский советник Петровский был приписан к двум участкам Александро-Невской части, в число которых входил и саксовский. – С самого раннего часа – и такой подарок. Удружили, сударь! – пошутил Фёдор Григорьевич.

– Чем богаты.

– И где находится сейчас ваше богатство?

– В начале Калашниковской набережной.

– Утопленница?

– Может быть, но мне доложили, что с резаными ранами на лице.

– Стало быть, ревность, – констатировал следователь.

– Вполне возможно, – подхватил мысль Петровского пристав. – За вами заехать?

– Если вам не трудно.

– Через четверть часа буду у вас.

Первым на место обнаружения женщины всё-таки прибыли полицейский Семёнов и Чиж с неизменным коричневым саквояжем. Полное имя доктора было Иосиф Корнелий Адамович. Он был родом из обрусевших поляков и поэтому предпочитал, чтобы его звали вторым именем вкупе с отчеством батюшки. Первое он недолюбливал – оно напоминало гимназические годы, когда сверстники подшучивали над ним. Он в удивлении вскинул брови:

– И где наши сыщики?

Ответом было молчание.

– Где наша утопленница? – доктор посмотрел на Семёнова.

– Вон там, – указал рукой полицейский в сторону стоявшего столбом сторожа.

– Веди, проводник.

Мёртвая женщина лежала на спине. Волосы ее уже высохли и казались теперь не такими тёмными, как раньше, когда были мокрыми. Но располосованное лицо и особенно белая от долгого нахождения в воде плоть щёк, лба, подбородка, шеи выглядела жутковато.

Пока доктор Чиж осматривал тело, подъехали на экипажах пристав со следователем и несколько полицейских, чтобы отгонять зевак от места предполагаемого преступления.