Смерть куртизанки
Шрифт:
Она убеждена, что, не будь меня, ей удалось бы уговорить моего отца жениться на ней или хотя бы завещать ей что-то. А ему, с другой стороны, удобно оставлять её в заблуждении… и ссылаться на меня всякий раз, когда не хочет открывать кошелёк.
У Париса задрожали губы.
— Выходит, ничего нельзя сделать, чтобы помочь моему отцу?
Глядя на испуганного мальчика, Аврелий не стал огорчать его сильнее.
— Давай немного подумаем, Парис. Наверное, должно быть какое-то другое объяснение этой краже. И в самом деле, в том, что произошло этой ночью, не всё
— У него была масляная лампа, она разбилась вдребезги. Говорят, он уронил её, поскользнулся на масле и ударился головой об угол сундука, который опустошал.
— В таком случае куда он дел всё, что украл?
— Никто не знает. И это, в общем-то, единственное обстоятельство, которое может говорить о его невиновности.
— Забудь об этом, Парис. Всегда можно допустить, будто у твоего отца был сообщник, — покачал головой Аврелий, чем очень огорчил друга.
— Кто-нибудь из слуг, наверное?
«Или его собственный сын!» — подумал Аврелий, поостерёгшись, разумеется, высказать подобное соображение вслух.
— Так или иначе, но Диомед почему-то осмелился войти в эту комнату, — произнёс он.
— Это верно, но, скорее всего, отец хотел только убедиться, что там всё в порядке, прежде чем отправиться спать. И как раз в этот момент его ударили по голове, — объяснил Парис.
— Но на голове нет раны, нет и никаких других признаков, что на него в самом деле кто-то напал, — заметил Аврелий.
— Выходит, даже ты не веришь ему! — воскликнул убитый горем мальчик.
— Я такого не говорил, — возразил его друг, — что нет синяков, ещё ничего не значит. Известно же, что некоторые удары не оставляют на коже никаких следов. Против твоего отца, однако, говорят и другие довольно серьёзные улики. Каким образом, например, Диомед объяснит, зачем сжимал в руке ключ или почему в комнате, где вы с отцом спите, нашли золотую пряжку? Старший слуга Аквила отыскал её там сегодня утром — она была спрятана за сундуком. Это старинное, дорогое украшение, которое переходит у нас из поколения в поколение, и наша семья редко пользуется им, предпочитая хранить в сундуке.
— Ясно же, что настоящий вор подсунул пряжку в наши вещи, чтобы свалить вину на моего отца! — заключил Парис.
— А как у него оказался ключ от сундука? — поинтересовался Аврелий. — По традиции отец семейства всегда носит его на шее и никогда никому не передаёт. Секретарь Умбриций между тем убеждён, что твой отец мог тайком сделать себе копию. Если так, то дело и вправду принимает совсем плохой оборот!
— Почему?
— Потому, Парис, что в сундуке хранится также рубиновая печать семьи Аврелиев, и она равноценна подлинной подписи отца семейства на любом документе… Понимаешь, что это означает?
— Но печать не украдена! Не могут же просто так осудить честного человека! — возмутился мальчик.
— К сожалению, тут есть и другие обстоятельства, — неохотно продолжал Аврелий. — Аквила утверждает, что некоторое время назад мой отец приказал ему проверить под большим
— Ну и что?
— А то, что он, похоже, подозревал какой-то непорядок в управлении.
— Проверка? — побледнел мальчик, не решаясь спросить, что же при этом выяснилось.
— Не волнуйся, Парис, никаких нарушений в счетах не нашли, — успокоил его Аврелий, догадавшись, о чём подумал мальчик.
— Значит, мы можем хоть что-то сделать. Умоляю тебя, Аврелий, поговори с господином, как только он вернётся. Попробуй ему всё объяснить. Я дрожу при одной только мысли, что произойдёт, если отца сочтут виновным. Ведь наш господин уже не раз обрекал людей на смерть! Помнишь Пульвилия?
Аврелий грустно покачал головой. Он слишком хорошо помнил тот случай. Бедного раба, который поднял руку на господина, чтобы защититься от его ударов, отец велел распять, а тех, кто так или иначе поддержал его, отправил на невольничий рынок и выставил на продажу, словно вьючных животных.
С юных лет оказавшись свидетелем жестокого нрава и подлости своего родителя, молодой человек осуждал его со свойственным юности нравственным максимализмом. И постепенно от сыновьей любви ничего не осталось — так пустеет верхняя половинка водяных часов — клепсидры, откуда вода капля за каплей стекает вниз.
— Ты же знаешь, что у нас с ним не слишком тёплые отношения. Отец считает меня строптивым, непослушным и думает, будто добьётся повиновения, если станет постоянно грозить, что оставит без наследства, — печально произнёс молодой Стаций. — Но если он рассчитывает, что это подействует и я склоню голову, то ошибается. Не запугиванием или шантажом завоёвывают уважение сына.
— И всё же, ты ведь любишь его… — рискнул заметить Парис, который всем сердцем был привязан к своему отцу Диомеду.
— А за что его любить? — ответил Аврелий. — Он трус, всегда готов унизить слабого и без стыда пресмыкается перед всеми, кто сильнее его.
— Забудь о своих обидах и поговори с ним! Он выслушает тебя, ведь ты его единственный сын! — в отчаянии произнёс Парис.
— Судя по тому, как он со мной обращается, вряд ли станет слушать, — заметил Аврелий. — Меня пороли куда чаще, чем иных моих слуг… Он велел учителю Хрисиппу бить меня всякий раз, когда тот посчитает нужным. И уверяю тебя, эта старая мумия не скупится на удары: он умирает от злости, что с ним обращаются как с простым рабом — с ним, получившим образование у лучших учителей. Спорить с отцом он не может, вот и вымещает обиду на мне.
— Я понимаю, чего тебе стоит просить о чём-либо отца, но сделай это ради меня! — снова взмолился Парис.
— Ладно, ради нашей дружбы забуду свою гордость и постараюсь что-нибудь сделать.
— Попросишь помиловать?
— Это бесполезно, Парис. Отец — человек злобный и мстительный, а в ярости вообще теряет разум. Чтобы убедить его в том, что Диомед невиновен, ему нужно предоставить хотя бы какие-то доказательства, да и то ещё неизвестно, станет ли он слушать нас. К сожалению, Аквила запер таблинум на ключ, поэтому невозможно осмотреть его.