Смерть с отсрочкой

Хаслэм Крис

— Заткнись к чертовой матери, Кройц, — прошипел Кобб, — и укройся вон там, за Иисусом. — Он указал на гротескную композицию распятия с легионерами, разыгрывающими в кости одежды, и влажно поблескивавшими в полутьме плакальщицами. Потом сделал глубокий вдох. — Слушай, Ангел. Два варианта: жизнь или смерть. Очень просто. Мои люди только что застрелили на площади трех мятежников. С минуты на минуту к ним придет подкрепление, и тогда всем нам смерть. — Он склонил голову, навострив ухо, облизал губы, ткнул в плечо Сиднея, указал направо от себя.

Оставив

сумку с гранатами, Сидней тихонько пополз в царстве Смерти мимо десятифутовой Саломеи с приоткрытыми в немом экстазе рубиновыми губами и окровавленной головой Иоанна Крестителя под ногами, унизанными драгоценными украшениями. От пола пахло пылью, крысиным пометом, и он со странной отчужденностью понял, что последним в жизни Сименон видел гигантскую статую Смерти, освещенную вспышкой гранаты. Чуть не расхохотавшись при этом, прикусил губу, укрылся под балдахином картины, которая, видимо, изображала несение креста по Виа Долороса. [74] Над ним высился окровавленный костлявый Иисус с бородатым лицом, искаженным от страха и боли, сгорбившийся под крестом, который Ему предстояло нести изначально. Рядом кто-то всхлипывал в смертном ужасе, испытывая те же самые чувства.

74

Виа Долороса — улица в Иерусалиме, по которой Христа вели на Голгофу.

— Ангел! — продолжал Кобб, сбавив тон и обогатив голос нотками убедительности в его понимании. — Я вовсе не обязан здесь находиться. Могу уйти сейчас же, отрапортовать своему командиру, будто ты убит в перестрелке, я тебя вообще не нашел, ублюдки с той стороны добрались до тебя первыми и так далее. Мне, конечно, не хочется умирать за такое дерьмо, и, если это для тебя не имеет значения, черт побери, свистну сейчас своих ребят и отправлюсь домой. Что скажешь?

До Сиднея, который сидел привалившись к Виа Долороса, долетел слабый панический шепот. Он вытер пот с лица, гадая, нельзя ли подобраться поближе, прикончить раненого товарища Виллафранки. Если ползти в нужную сторону, выйдешь сзади, а если не туда — спереди, прямо перед глазами. Виллафранка избавил его от принятия решения.

— Почему я должен вам верить, сеньор?

— Я из Индианы, — усмехнулся Кобб. — Мне нельзя верить.

Шутка упала на бесплодную почву.

— Слушайте! — крикнул он. — Я американец. В моей группе британцы и немцы. Нам пришлось надеть форму Терцио, но мы бьемся за вашу проклятую революцию не хуже всех прочих. Нас тут десять, вас двое. Если бы мы вас хотели убить, то давно уж прикончили бы.

Торопливый шепот свелся к покорным односложным выражениям.

— Хорошо! — крикнул в конце концов Виллафранка. — Я сдаюсь. Моему товарищу нужен врач.

— Лабу-дабу-да, — пропел Кобб.

У товарища взломщика банков было сильное кровотечение. Девушка крепко стискивала берет, сидевший у нее на голове, когда Сидней ее подстрелил,

зажимая им выходное отверстие над правым бедром. Темные локоны обвисли от пота, гладкая кожа смертельно побледнела, губы окрасились в цвета вечерних теней. Сидней сразу увидел и понял с точностью, от которой скрутило желудок, что никакой врач ее не спасет. Кобб подтвердил это взглядом.

— Все, хана, — буркнул он. — Пуля из твоих личных припасов?

Сидней разом прозрел, как от пощечины. Старательно надпиленная пуля с тупо срезанной головкой попала в спину, вошла под правую лопатку, пронзила тело, срикошетила от таза, проделала чуть выше пояса шерстяных грубых брюк рваное выходное отверстие размером с апельсин, существенно превысив полномочия и причинив гораздо больше вреда, чем ожидается от стандартной ружейной пули. Обыкновенная круглая пуля прошла бы через плечо и вышла с другой стороны, повредив только плоть и оставив лишь шрам, не лишив девушку будущего.

Она устремила на Сиднея огромные зрачки темно-карих глаз и спросила:

— Вода есть?

— К сожалению, нет. — Он разорвал на ней одежду, отбросил окровавленный берет, сунул коричневую вату в пулевое отверстие.

На ее губах мелькнула слабая улыбка.

— Ты из Андалусии. По голосу слышу.

— Нет. Просто учился испанскому у андалусцев.

— Я тебя не слышу. Взрывы…

— Я говорю, учился испанскому у андалусцев. Сам никогда там не был.

На нее упала черная тень Кобба.

— Ты кто?

Она взглянула на него, оценивая и сравнивая его грубость с тем, что еще могла потерять.

— Я из команды Дуррути. Мы из Теруэля. Отправились отбивать Виллафранку.

— Почему?

— Он герой. Нельзя было позволить националистам обращаться с ним как с преступником.

— Сколько вас тут?

Девушка прищурилась, сморщилась.

— По-моему, одна я. Что-то не сложилось. Думаю, астурийцы заложили в машину слишком много взрывчатки. — Она похлопала по рюкзаку, снятому с убитого товарища.

— В какую машину?

— В ту, которая взорвалась. В багажник заложили взрывчатку, но при взрыве наши люди погибли.

Кобб вздернул брови.

— Превратили машину в бомбу? Мне нравится твой стиль, куколка.

— Большинство наших прятались в доме напротив. После взрыва на них рухнула стена.

— А как, черт побери, вы собирались выбраться из Теруэля?

Девушка, напряженно моргая, пристально смотрела на Сиднея с понимающей печальной улыбкой на синих губах. Голова перекатилась набок.

Кобб схватил ее за подбородок, крепко ущипнул.

— Как отсюда выйти, куколка?

Виллафранка думал, что она пошлет его в преисподнюю.

— Через канализацию, — ответила девушка. — Товарищ Салазар, лежащий на площади, был городским инженером. Вел нас к канализационной системе. Фашисты обоих нас подстрелили. Видите?

Жаркая волна, обжегшая сильней стыда, нахлынула на щеки Сиднея. Он крепче прижал к ране вату, которая уже почернела от крови, стала скользкой, как разогретое мыло.