Смерть травы. Долгая зима. У края бездны
Шрифт:
– Он безнадежен, – сказала Оливия. – Не обращай внимания, Анна!
Она говорила с поразительным спокойствием, словно терпеливая мать с непослушным ребенком.
– Все вы – взрослые чувствительные люди, – продолжал Роджер, по-прежнему глядя на Анну, – должны зарубить себе на носу; сейчас сила на вашей стороне. Вы живете в мире, где все говорит в пользу чувствительных и цивилизованных людей. Но это очень ненадежно. Возьмите хотя бы древнейшую цивилизацию Китая и посмотрите, что из этого вышло. Когда начинает урчать в животе, забываешь о хороших манерах.
– Я все-таки вынужден согласиться, –
– Иногда мне кажется, что они со Стивом ровесники, – сказала Оливия.
Стив был девятилетним сыном Бакли. Роджер слишком любил его, чтобы отпустить в школу. Невысокий для своего возраста, явно недоношенный, мальчик был подвержен странным приступам внезапной жестокости.
– Но Стив-то повзрослеет, – заметила Анна.
Роджер усмехнулся:
– Тогда он не мой сын.
Когда дети вернулись домой на каникулы, семейства Кастэнсов и Бакли отправились на уик-энд к морю. Обычно для таких поездок они вскладчину брали напрокат караван. Одна машина тянула домик на колесах на пути к морю, другая – на обратном пути. Караван служил домом для четверых взрослых, дети спали рядом в палатке.
Чудесным субботним утром они лежали на нагретой солнцем гальке. Рядом тихо плескалось море. Дети ловили крабов вдоль берега. Джон, Анна и Оливия просто грелись на солнышке, Роджер – более непоседливый по натуре – сначала помогал детям, потом тоже лег. Он явно казался чем-то обеспокоенным.
Когда Роджер уже в который раз посмотрел на часы, Джон не выдержал:
– Ну ладно, надо чем-то заняться.
– Интересно, чем? – спросила Анна. – Может, хочешь приготовить обед?
– Лучше спустимся-ка мы с Роджером в деревню, – ответил Джон. – Они сейчас откроются.
– Они уже полчаса как открылись, – заметил Роджер. – Возьмем твою машину.
– Ланч в час, – объявила Оливия. – Опоздавшим ничего не достанется.
– Не волнуйся.
Глядя на стоявшие перед ним стаканы, Роджер сказал:
– Так-то лучше. На море меня всегда мучит жажда. Должно быть, из-за соленого воздуха.
– Ты немного раздражен, Родж, – сказал Джон, отпив из своего стакана. – Я еще вчера заметил. Тебя что-то беспокоит?
Они сидели в баре. Через открытую дверь виднелась дорожка, посыпанная гравием, и широкая полоса ровно подстриженной травы рядом с ней. Воздух был теплым и влажным.
– Раздражен, говоришь? Возможно.
– Могу ли я чем-нибудь помочь?
Роджер пристально посмотрел на него.
– Первая обязанность инспектора по общественным связям – это преданность, вторая – благоразумие, и третья – луженая глотка и хорошо подвешенный язык. Моя беда в том, что я всегда держу пальцы скрещенными, когда клянусь в верности и благоразумии тем, кто вовсе не является моими друзьями.
– Что случилось?
– Будь ты на моем месте – ни за что бы не рассказал. Поэтому я прошу тебя помалкивать. Даже Анна не должна знать. Оливии я тоже не говорил.
– Если это так серьезно, может, лучше не рассказывать?
– Откровенно говоря, было бы умнее, если бы они не держали все в тайне, хотя и это не важно. Все равно, так или иначе, люди узнают.
– Слушай, ты меня заинтриговал!
Роджер
– Помнишь изотоп-717? – наконец сказал он.
– Это та дрянь, которой опрыскивали рис?
– Да. Было разработано два предложения, как справиться с вирусом Чанг-Ли. Первое – найти что-либо, способное убить его. Второе – лучшее – вывести вирусоустойчивую породу риса. Второе средство требовало явно больше времени, и поэтому привлекло меньше сторонников. Когда ухватились за первый способ, оказалось, что 717-ый очень эффективно действует против вируса. Тогда он был запущен в работу.
– И вирус действительно был уничтожен, я видел фотографии.
– Из того, что я слышал, выходит, будто вирусы – какие-то забавные глупые зверушки. Так вот, если бы они вывели вирусоустойчивый рис, проблема была бы решена полностью. Почти всегда можно найти вид, устойчивый к тем или иным вирусам, если хорошенько поискать.
Джон внимательно посмотрел на него:
– Продолжай.
– По-видимому, это был комбинированный вирус. К сегодняшнему дню идентифицировано пять разновидностей. Когда запустили 717-ый, было найдено только четыре разновидности вируса, и 717-ый убил их всех. А когда выяснилось, что вирус так и не уничтожен, обнаружилась пятая.
– Но в этом случае…
– Чанг-Ли далеко впереди по очкам.
– Ты имеешь ввиду – на полях по-прежнему есть следы воздействия вируса? Но ведь это наверняка просто следы изотопа.
– Да, просто следы, – задумчиво произнес Роджер. – Конечно, может нам и повезло, и пятый не успел натворить столько бед, как четверо его предшественников. Хотя, судя по тому, что я слышал, он распространяется так же быстро, как оригинал.
– Вот мы и вернулись к тому, с чего начали, – медленно проговорил Джон. – В конце концов, если справились с четырьмя, то одолеют и пятый.
– То же самое я говорю и себе, – сказал Роджер. – Только есть одно «но».
– Ну?
– Пятый прикрывался другими, пока 717-ый не начал работать. Я не понимаю, как это делается, но более сильные вирусы каким-то образом словно отодвинули его на время в тень на время. А когда 717-й уничтожил их, пятый вышел вперед и показал зубы. От своих старших братьев он отличается одной очень существенной особенностью.
Роджер глотнул пива. Джон молчал.
– Если Чанг-Ли имел весьма избирательный вкус и питался родом Oryzae семейства Gramineae, то пятый гораздо менее разборчив. Он прекрасно чувствует себя на всей Gramineae.
– Gramineae!
Роджер невесело улыбнулся:
– Я сам только недавно подцепил этот жаргончик. Gramineae означает – трава, вся трава.
– Нам повезло, – сказал Джон, вспомнив о Дэвиде. – Ведь пшеница – тоже трава.
– Пшеница, овес, ячмень, рожь – и это только начало. Потом – мясо, молоко, птица. Через пару лет мы будем сидеть на рыбе и чипсах, если не разжиреем настолько, чтобы лениться их жарить.
– Они найдут какой-нибудь выход!
– Да. Конечно, найдут. Ведь нашли же ключик к оригинальному вирусу, правда? Интересно, за что примется номер шестой – может, за картофель?