Смерть в Кесарии
Шрифт:
Натаниэль ощутил легкое возбуждение. Мысль, пришедшая ему в голову только что, казалась невероятной, но…
Он на мгновение закрыл глаза.
Но это объясняло многое.
Практически все. Он собрался было позвонить Гофману, но рука повисла в воздухе, над телефонным аппаратом.
Стоп.
У Натаниэля заныли виски. Так иногда бывало, когда решение задачи оказывалось почти рядом, и все-таки, ускользало от него.
Еще раз.
Гофман в лаборатории за столом… книга… медленно переворачивающиеся страницы… папки… папки на столе… смущенный
Ч-черт… Натаниэль, с досадой, вскочил из кресла, забегал по комнате.
Было же еще что-то. Что-то, связанное не с книгой Давида Сеньора, умершего в конце семнадцатого века, а с делом Ари Розенфельда, убитого полторы недели назад. Итак, (он закрыл глаза), итак: Гофман в лаборатории за столом… книга… медленно переворачивающиеся страницы… папки… папки на столе… смущенный лаборант… Стоп!
Натаниэль открыл глаза.
Папки.
Вилла в Кесарии.
Рассказ Эстер Фельдман.
Все. Кажется, все.
Он снял телефонную трубку и набрал номер лаборатории Давида Гофмана. Услышав: «Алло?», – сказанное знакомым, чуть раздраженным голосом, произнес:
– Давид? Я бы хотел видеть тебя сегодня вечером. Тебя и Габи, хорошо?
– Хорошо, во сколько?
– В восемь… нет, в восемь пятнадцать. И пусть Габи купит мне сигарет, хорошо? Мои скоро кончатся, а мне лень выходить на улицу.
– Хорошо.
– Пусть купит «Данхилл» с ментолом. Не забудешь?
– Не забуду. А ты…
– Кстати, у тебя в лаборатории стояла бутылка «Мартеля». Она цела?
– Конечно.
– Можешь прихватить. Пока. Жду в восемь, – он положил трубку.
– Что ты задумал? – с любопытством спросил Алекс, глядя на своего шефа. Розовски внешне выглядел вполне спокойным, даже сонным. Но Маркин работал с ним уже второй год, и привык довольно точно определять настроения Натаниэля по мелким, почти незаметным деталям – например по внезапным коротким паузам в разговоре. Или по частоте курения. Они сидели в салоне, в маленькой квартире Розовски, и молчали. Вернее, молчал Натаниэль. Маркин пытался рассказывать о делах, но, поняв, что мысли шефа сейчас витают где-то далеко, замолчал и спросил: «Что ты задумал?» Не особо рассчитывая на ответ.
Но Розовски неожиданно ответил:
– Я собираюсь рассказать одну старую-старую историю. Вернее, разгадку одной старой-старой истории. Ты любишь антиквариат?
– Не знаю, – Алекс слегка растерялся. – Что за история?
– Замечательная история, – сообщил Розовски. – только очень запутанная.
– И когда же ты ее расскажешь?
Натаниэль посмотрел на часы.
– Скоро, – ответил он. – Через несколько минут. Как только придут гости.
– Гости? Так, может быть, мне уйти? Остальное доскажу завтра, в офисе, – Алекс даже чуть привстал с места, выражая готовность немедленно оставить Натаниэля.
– Сиди, – Розовски махнул рукой. – Зря я тебя позвал, что ли? Придут Давид Гофман и Габи.
В дверь позвонили.
– Вот и Гофман, – сказал Натаниэль. – И, как всегда, пунктуален.
– Привет, – поздоровался профессор. – Что означает твоя загадочная улыбка? Кстати, коньяк – как ты просил, – он поставил пузатую темно-зеленую бутылку на журнальный столик.
– А я всегда улыбаюсь, когда заканчиваю дело, – объяснил Розовски. – Дай-ка мне сигарету. И садись, садись, честное слово, мне не терпится вам рассказать.
– А есть что?
– Услышите. Но – потерпите.
– А я и не настаиваю. Потерпеть – что ж, потерпим…
– А кого мы ждем? – спросил Алекс.
– Габи… – Натаниэль поморщился. – Ч-черт, завидую динозаврам. Вот уж у кого никогда не болела голова.
Гофман, наливавший в принесенный коньяк в крошечные рюмки, вежливо поинтересовался:
– А при чем тут динозавры?
– Да так, смотрел тут недавно «Парк Юрского периода», по киноканалу, – сказал Розовски. – Ужасно симпатичные зверюги. И добрые. Почти как твой Давид Сеньор. Только головы у них поменьше, потому и не болели. А у меня болит. Им-то, простым ребятам, нечего было раздумывать о возможностях мести: клацнул челюстями – и нет обидчика… – он проглотил коньяк, поставил рюмку на столик и снова посмотрел на часы. – Габи задерживается.
– Пробки, – Гофман пожал плечами и сел в кресло, грея рюмку в ладонях. – Я сам еле успел вовремя. Впрочем, подобные проблемы далеки от тебя. Все время забываю спросить, почему ты не купишь машину? На что ты деньги тратишь?
– На себя, – буркнул Розовски. – Я не люблю технику и люблю выпить. Такое сочетание не способствует приобретению автомобиля, ты не находишь?
– Пожалуй, – Давид засмеялся. – Все-таки, странно: детектив – и без машины.
– Ну, во-первых, меньше смотри американские триллеры, – посоветовал Розовски. – У тебя складывается превратное представление о детективах. Сыщик должен работать мозгами. А если носиться с такой скоростью по улицам и высаживать, в среднем, от десяти до пятидесяти обойм из револьвера, мозгам просто нечего делать.
– А во-вторых?
– Что – во-вторых?
– Ты сказал: «Во-первых». Значит, есть и во-вторых?
– Во-вторых, он прекрасно обходится моей машиной, – вмешался Алекс. – И не очень-то церемонится с владельцем.
– Ну… – начал было Розовски, но закончить фразу не успел – в дверь опять позвонили. – Входи, не заперто!
Дверь отворилась, и на пороге возник взъерошенный Габи. Поздоровавшись чуть смущенно с детективом и Маркиным, он перевел вопросительный взгляд на профессора. Тот кивнул, и Габи осторожно, словно в ожидании подвоха вошел в комнату.