Смерть в осколках вазы Мэбен (Книга 2)

Платова Виктория

Я расстегнула "молнию" и осторожно достала запакованный сверток.

– Вы видели эту вазу?
– спросил Пак, выбираясь из-за стола и приближаясь ко мне.

– Конечно, нет, - мотнула я головой.
– Карчинский сам запаковал ее и попросил передать. Зачем же мне ее разворачивать?

– Из любопытства, - ответил он, забирая у меня посылку.
– Хорошо, что вы привезли вазу. Передайте Карчинскому вот этот сверток. Надеюсь, что вы тоже не станете разворачивать его из любопытства. Он хорошо упакован, и вы не сможете завернуть его так же. Больше у вас ко мне ничего нет?

– Нет.
– Я покачала головой, убирая небольшой сверток в сумку.

– Тогда

до свидания. У меня и так много дел.

Ну и ну! Такого грубияна только поискать. Что за неотесанный тип! Хоть бы спасибо сказал. И как только Карчинский мог с ним общаться? Хотя и сам художник с немалыми странностями. Хорошо, что поручение я уже выполнила и теперь с чистой совестью могу возвращаться домой.

Я покинула негостеприимный кабинет, миновала пустую приемную, прошла коридорчик и снова оказалась в галерее. Теперь я могла идти не спеша (торопиться-то все равно некуда) и любоваться удивительными панно. Одно мне понравилось больше других. Огромный цветущий луг, весь усыпанный разноцветными искорками, и несколько девушек, которые разбирали венки. И все это так удивительно живо. Красивые цветы, похожие на маленькие звездочки, и девушки, напоминающие цветы в своих просторных одеяниях. Это было единственное панно с изображением людей, на других поднимались суровые горы с белоснежными вершинами, пенилась вода водопадов, да туман слегка окугывал долины. Я еще немножко посмотрела и хотела уже идти дальше, как возле одного панно остановился мужчина. Он стоял и неторопливо рассматривал каждую деталь панно. Но вот он слегка обернулся, и я чуть не вскрикнула. Художник-авангардист Станислав Иванов собственной персоной находился сейчас в Центре корейской культуры.

Тысячи мыслей толклись у меня в голове. Я оказалась здесь случайно, потому что меня попросил об этом Карчинский. Но что делает здесь он? Какое-то очень странное совпадение. И мне оно весьма не понравилось. Я уже хотела незаметно уйти, как Иванов обернулся и увидел меня.

– Леда!
– воскликнул он.
– Вот так сюрприз! Стойте там, я сейчас к вам поднимусь.

Как бы не так! Я со всех ног бросилась по галерее, вспомнив, что мы с молодым азиатом поднимались сюда по лестнице. Ага, вот, кажется, и она. Я торопливо стала спускаться вниз и наткнулась прямо на Иванова.

– Вы чего-то испугались?
– мягко спросил он.
– Не нужно бояться. Теперь я рядом и помогу вам преодолеть любые страхи.

Одной рукой он прижимал меня к себе, а другой мягко гладил мои волосы, и не успела я опомниться, как он уже целовал меня. Художник-авангардист Станислав Иванов в Центре корейской культуры в Москве.

Глава 18

– Перестаньте!
– Я отстранилась.
– Что за глупости?

– Простите, - Иванов немного смутился.
– Просто я очень обрадовался, когда увидел вас здесь. Для меня эта встреча оказалась полной неожиданностью.

– Для меня тоже, - призналась я, - но это совсем не повод, согласитесь, чтобы вот так набрасываться на меня.

– Простите, - повторил он.
– Что я могу сделать, чтобы вы перестали сердиться?

– Помогите мне выбраться отсюда, - попросила я, - а то я в три секунды заблужусь в этих пустых коридорах.

– Конечно, - он кивнул, - пойдемте.

И он повел меня по коридору, затем мы спустились по лестнице, миновали холл и снова спустились вниз.

– Здесь, в подвальчике, находится бар, - пояснил Иванов, - давайте немного посидим, отдохнем. Или вы торопитесь?

– Нет, - я посмотрела на часы.
– Нет, пока не тороплюсь, а выпить чего-нибудь и в самом деле не помешает.

– Чудесно, - подхватил Иванов.
–

Это замечательно.

В баре, как во всем здании, было пусто.

– А вы сами-то что здесь делаете?
– поинтересовалась я.

– Я приехал в Москву, - спокойно ответил Иванов, отпивая из бокала, когда начались Дни корейской культуры. Дальний Восток интересует меня давно, и я всегда бываю здесь, если приезжают японцы, китайцы, вьетнамцы, корейцы. В общем, мне нравится, когда Дальний Восток становится чуточку ближе. Кто-то с ума сходит по Америке, подавай ему все западное, кто-то ищет экзотику на Ближнем Востоке, а меня вот интересует Дальний. А что в этом плохого?

– Вообще-то ничего, - призналась я.
– Помню, как на выставке вы много интересного мне рассказывали. Дальний Восток, наверное, затягивает?

– Не то слово, - кивнул Станислав.
– С каждым разом ты чувствуешь, что он открывает тебе все новые и новые тайны. Становится ближе и понятнее. А знаете, Леда, все люди, по большому счету, делятся на три категории. Одни органически не могут принимать чужую культуру, она кажется им непонятной и безобразной. Такие люди могут существовать только на своей почве, среди своего народа, пользуясь только своим языком. Все остальное для них по-настоящему чужое, и они его решительно отвергают. Другая категория - это те, кто воспринимает чужую культуру как данность. То есть своя культура близка и понятна, а из другой можно взять что-то полезное для себя. Но она все равно остается чужой, и относиться к ней можно только равнодушно. А вот третья категория - это те люди, что готовы принять чужую культуру, они не считают ее неприемлемой для себя, напротив, стараются как можно больше взять из нее, чтобы обогатить свой внутренний мир.

– Вы относитесь именно к третьей категории, - проговорила я.
– Можно даже и не сомневаться.

– Вы тоже, - ответил художник, - хотя, возможно, сами еще этого не понимаете. А знаете, как можно легко распознать людей всех этих трех категорий?
– Он сделал паузу.

– И как же?
– поторопила я его.
– Не тяните.

– Легко, - он улыбнулся.
– Первые никогда не могут правильно произнести чужое имя или чужое название, обязательно исковеркают. Вторые могут и не ошибиться, но при этом будут смеяться, а вот третьи с легкостью произносят даже самые трудные имена и названия, и смеха у них это не вызывает.

– Ну и теорию вы разработали.
– Я смеялась.
– Конечно, за отсутствием чего-то лучшего сгодится и эта, но мне кажется, что вы слишком категоричны в своих выводах. Все может оказаться и совсем не так.

– Вероятно, вы правы, - он засмеялся вместе со мной, - но знаете, Леда, я ведь не на пустом месте построил свою теорию. Это результат многих лет наблюдения за людьми.

Давайте еще выпьем?
– предложил он и, не дожидаясь моего согласия, отправился к стойке.

– Так вы, значит, еще и за людьми наблюдаете, - этими словами я встретила его, когда он вернулся, - и делаете это, наверное, исподтишка, чтобы они ничего не заметили. Вы, оказывается, вуаерист, мистер.

– Все люди в какой-то степени вуаеристы, - ответил он, забирая мою руку и чуть сжимая пальцы, - а что в этом плохого? Мы смотрим на других, оцениваем их, чтобы лучше понять самих себя.

– Ой, - я притворно сморщилась, - только не надо меня грузить всей этой философией! Давайте поговорим лучше о чем-нибудь приятном. Или интересном. Или смешном. Вы знаете какую-нибудь смешную историю?

– Знаю, и немало, - он кивнул.
– А может, мы с вами будем чередоваться? Так, бокалы почти пусты, надо их снова наполнить.