Смерть в осколках вазы Мэбен (Книга 2)
Шрифт:
– Я пас, - для верности я прикрыла рукой пустой бокал.– Мне еще ехать, а в пьяном виде, согласитесь, это весьма тяжело. Особенно когда трясет и мотает.
– Ехать?– Художник с удивлением посмотрел на меня.
– Конечно, - я кивнула.– В Москве мне больше делать нечего, поэтому, - я посмотрела на часы, - через пару часиков я отбываю в родной Питер.
– Уже?– огорчился художник.– А вам обязательно нужно уезжать? Может, все-таки задержитесь? Мы бы погуляли вечером по Москве, а потом...
– Что потом?– спросила я.– Бегали бы, высунув язык, в поисках
– Зачем же?– Он улыбнулся и кончиками пальцев коснулся моей щеки.– Я же говорил вам, что сам коренной москвич и в Петербург переехал всего несколько лет назад. Здесь у меня осталась квартира родителей. Поэтому мы отлично сможем устроиться там.
Вот только этого мне не хватало! Только этого! Ночь в чужой квартире, да еще и с чужим мужиком, который, видимо, не станет разводить церемонии, а прямо и конкретно приступит к делу. То есть к моему телу. Нет уж! Не скажу, что я такая уж святая и всего одного мужчину знала, десятка три наберется за всю мою сознательную половую жизнь, но сейчас меня как-то на других не тянет, тем более что Герт всегда под боком. В последние три года отошла я от всех этих скоропалительных романов. Не нужно мне приключений на свою... Ладно, что он там распинается?
– Вы только не подумайте, Леда, - Иванов завладел обеими моими руками, - что я делаю вам какое-то непристойное предложение. Напротив, я отношусь к вам с уважением. Вы вообще можете остаться там одна, а я переночую у кого-нибудь из родственников.
– Только этого не хватало!– вырвалось у меня.
– Я готов выполнить любое ваше желание.– Иванов слегка сжимал мои руки.– Вы согласны?
– Нет!– Я резко освободилась.– Я обещала Герту, что вернусь сегодня вечером, и менять свои планы мне совершенно не хочется. Простите, если я вас обидела.
– Ничего, ничего, - заверил меня авангардист.– Это вы меня простите.
– Ничего, - сказала я.– Но сейчас я бы хотела покинуть вас, чтобы привести себя в порядок. Носик попудрить, сами понимаете.
– Дамская комната на втором этаже, - подсказал Иванов, - как выйдете в холл, сворачивайте направо и идите по коридору до конца. А я подожду вас в вестибюле.
– Не стоит, до свидания, - быстро произнесла я и, подхватив сумку, поспешила к выходу из бара.
Я точно следовала указаниям Иванова, но, наверное, что-то все же перепутала. Коридор не просто сворачивал вправо, он делал это несколько раз, а в конце никакой дамской комнаты не было, напротив, была лестница, ведущая вверх. Ладно, поднимусь туда, может, там она и должна быть.
Но лестница вывела меня к галерейке, откуда я рассматривала панно. Ну не идти же мне к этому Паку, чтобы он объяснил мне дорогу. Мне и одного разговора с ним вполне хватило. Мое дело вообще маленькое. Карчинский попросил меня передать вазу и письмо, что я и сделала. Стоп! Письмо! Чертово письмо, про которое я и не вспомнила. Нет! Как раз вспомнила. Хорошо еще, что не в поезде, когда он уже подъезжал бы к Питеру. Вот было бы дело! Так, придется извиниться перед этим нахалом и отдать ему письмо. Какое счастье, что меня задержал Иванов, иначе я давно бы отсюда убралась и про письмо точно не вспомнила бы.
Вот и знакомый коридорчик, а за ним приемная. Пустая по-прежнему. И дверь в кабинет приоткрыта.
Я осторожно приоткрыла дверь и заглянула в кабинет. Никого. Просто чудесно. Все так же осторожно, стараясь не шуметь, я вошла внутрь и приблизилась к столу. Но все мысли тут же вылетели у меня из головы, когда я увидела в углу груду черепков. Разбитая ваза! Та самая ваза, которую меня просил доставить сюда Карчинский и которую я везла с такими предосторожностями. И сомнений у меня никаких не было в том, что это та самая, потому что черепки покоились на мягкой бумаге розовато-кремового оттенка. Именно в нее и была завернута моя ваза.
Моя ваза! А этот придурок ее разбил! Уничтожил такую красоту! И как только рука поднялась?! Зачем, ну зачем он это сделал? Я в растерянности стояла посреди кабинета, глядя на груду черепков, но тут громкий и резкий голос прервал мои размышления.
– Ты всегда так долго возишься?– спросил резкий голос с очень сильным акцентом.
– Сейчас иду, - ответил ему низкий голос, показавшийся мне знакомым.
Конечно, это же голос Пака, с которым я разговаривала здесь какой-то час назад. Вот только уверенности и властности в нем поубавилось, наоборот, появились подобострастные нотки. Как, однако, быстро меняется человек в зависимости от обстоятельств.
Я торопливо обернулась. Сейчас они войдут сюда, а я тут одна в кабинете. И ваза эта разбитая... Я замерла, но из приемной никто не появился.
– Не инде<Иди сюда (корейск.).>, - нетерпеливо повторил голос.
Говорили где-то совсем рядом. И тут я заметила дверь, которая вела из кабинета в соседнее помещение. Что же я удивляюсь? Точно такая дверь была в кабинете банкира Ивлева. А соседняя комната, наверное, специально оборудована для отдыха. Не утерпев, наплевав на всякую осторожность, я подошла поближе. Что-то говорят, но что именно - непонятно. Да и на чужом языке, кажется. Жаль, что я не знаю корейского. И друзей у меня таких нет.
Есть! В мозгу что-то щелкнуло. У меня нет, но у Герта есть его приятель Юрка Ли из этого "Сада наслаждений", что ли. Когда мы там были, то его кто-то позвал на своем языке. Значит, он понимает. А мне что делать? Разве что записать это все. Хорошо бы не слишком все исказить. Я торопливо шарила по карманам, но вспомнила, что блокнот убрала в сумку. Теперь надо осторожненько открыть ее и достать незаменимое орудие производства. Я торопливо шарила рукой, но блокнот куда-то завалился. Вместо него я нащупала небольшой пластмассовый предмет. А это еще откуда? Я вытащила неизвестный предмет на свет божий и чуть по лбу себя не хлопнула.
Растяпа! Вот растяпа! Если в таком возрасте у меня склероз начался, то это весьма чревато. В руке я держала диктофончик, с которым отправилась по заданию шефа послушать веселых хохлов. Собиралась еще в редакции продемонстрировать всем украинский юмор, да как-то забыла. А вот теперь диктофончик здесь, и очень кстати!
Вот только слышно ужасно плохо. Я прижалась ухом к двери, но все равно с трудом могла разобрать лишь некоторые слова. Была не была! Я осторожно толкнула дверь. Она даже и не скрипнула, зато до меня стали доноситься отчетливые голоса.