Смерть в осколках вазы Мэбен (Книга 2)
Шрифт:
– Напротив, богиня, - в голосе появилась насмешка, - я отлично узнал вас. Но ваши дела меня совершенно не касаются, вернее, у меня сейчас на вас нет времени.
– Это касается не только меня, но и вас.– Я тоже успокоилась.– Я хотела бы поговорить с вами насчет поездки в Москву.
– Оставьте Москву в покое, - взорвался он, - и не звоните сюда больше!– закричал художник и бросил трубку.
Раздались короткие гудки. Вот так номер! Он даже не удосужился меня выслушать. Конечно, я виновата, что не передала письмо. Наверное, из-за этого у него неприятности. Я ведь вообще могла бы на него плюнуть
Так. К Карчинскому лучше всего отправиться ближе к вечеру, а сейчас не мешает навестить родную редакцию.
Родная редакция привычно гудела, галдела, шумела, переваривала потоки информации, точной и лживой, фильтровала ее, компоновала и прессовала, выдавая на-гора доверчивому читателю. В последние дни я как-то выпала из всей этой суеты, занимаясь своими, но чаще чужими делами. Конечно, Пошехонцев начнет орать, узнав, что очередная статья еще не готова, но пусть... Начальству, собственно, орать положено по штату. А нам, сотрудникам, положено его слушать.
Я очень удивилась, когда не обнаружила на своем столе привычные завалы, да и Лильки не было.
– Куда подевалась?– задала я вопрос самой себе, но произнесла его вслух.
– Это ты про нашу королевну?– тут же материализовался за моей спиной Семен Гузько.– Так у народа бы спросила.
Я повернулась к нему и остолбенела на месте. Семен Гузько! Своей собственной песьей персоной стоял передо мной причесанный, отутюженный и даже благоухающий каким-то дорогим одеколоном. Даже рубашка застегнута на все пуговицы, даже засаленная жилетка, с которой он, похоже, не расставался половину жизни, отсутствовала. И брюки на коленях не вздувались пузырями. Неслыханно! И ботинки начищены. Невиданно! Метеорит, что ли, упал на нашу редакцию и так преобразил Семена Гузько? Странные метаморфозы, однако, могут произойти с людьми.
– Любуешься?– ехидно спросил он, небрежно разглядывая меня.– И нравится?
– А с чего это ты вдруг, Семен?– спросила я.– Что-то важное случилось?
– Случилось.– Он довольно хмыкнул: - У меня роман, понятно? С нашей примадонной. Вот так, Леда.
– С примадонной...– Я пыталась сообразить.– Ты шутишь...
– Все сначала тоже так думали, - он горделиво выпятил грудь, - но Ирка никогда не церемонилась и при всех объявила, что мы станем любовниками.
– Ирочка Кривцова?– Я совершенно обалдела.– Но ведь она... но ведь ты...
– А что тут такого?– Он снисходительно сощурился.– Закручу с девочкой роман, наиграюсь вволю, а потом дам отставку. То-то вы всегда со своей толстухой смотрели на меня как на недоделанного. А вот Ирка разглядела во мне настоящего мужика.
– Семен, - я начала приходить в себя, - а если она с тобой поиграется и бросит? Если ты ей понадобился для забавы?
– А мне все равно, - заявил он и придвинулся ко мне.– Я тебе скажу, потому что ты единственная нормальная баба здесь и я давно тебя знаю. Я тоже всегда думал, что наша примадонна для меня недоступна. Утонченная вся, шикарная, а я как шелудивый пес рядом. Ей, скорее всего, действительно поиграть захотелось, вот она при всех и сказала...
– Неужели ты такой злой, Семен?– Я слегка отстранилась от него.
– А мне, может, тоже надоели все эти ваши... игры, - выдохнул он.– Я тоже хочу позабавиться. Могу я хоть раз в жизни посмеяться? Могу и посмеюсь, чтобы вам, сукам, тошно стало.– Он с ненавистью посмотрел на меня и отошел.
Я опустилась на стул и вытащила из сумочки сигарету. Нет, в курилку я не пойду, а вкус сигареты, может, отобьет тот тошнотворно-неприятный осадок, что оставил после себя разговор с Гузько. Ну и дела! Интересно, о чем Ирочка думает? Спокойно, у нее всегда голова соображает. Не из тех. она, чтобы позволять разным Гузько топтать себя. Нет, Ирочка достаточно умна. Она еще преподнесет нашему песику какой-нибудь сюрприз. От этих мыслей я повеселела.
– Вообще-то у нас есть специальное место для курения, - произнес кто-то надо мной.
Я обернулась. Главный редактор сподобился покинуть свой кабинет и теперь возвышался надо мной. А с Илюшей что-то тоже происходит, вон весь какой мятый. Впрочем, он всегда мятый, но сейчас выглядит на редкость неухоженно. Еще немного, и он сможет конкурировать с любым бичом или, как теперь говорят, бомжиком. Но главного, судя по всему, его собственный вид нисколько не смущал.
– Зайдите ко мне, Леда, - сказал он и направился к кабинету.
Ничего хорошего предстоящий разговор мне не сулил. Но делать было нечего, и я поплелась вслед за Ильей.
– Садись, - он вяло махнул рукой.– Как жизнь?
– Спасибо, нормально, - осторожно ответила я.– А у тебя как?
– Хреново, - коротко ответил главный и потянулся к графину с сомнительной бурой жидкостью.– У меня тут настойка домашняя, может, хлебнешь?
– Нет, - отказалась я.– Да и тебе не советую. Что случилось, Илья?
– А то ты не знаешь.– Он повертел головой, пытаясь найти стакан, но, не найдя оного, хлебнул прямо из горлышка.– Или все-таки не знаешь?
– Откуда?– усмехнулась я.– Только ведь пришла. Даже сообразить ничего толком не успела, как Семен мне новость выложил.
– Про Ирочку, что ли?– Главный ухмыльнулся.– Ну это он зря губенки раскатал, она ему еще покажет кузькину мать. А про меня ничего не говорил?
– Нет, - я покачала головой.– Он про себя распинался, потом ушел. Я села, никак в себя прийти не могла. Да что случилось?
– Лилька ушла, - вздохнул Пошехонцев и снова потянулся к графину.
– Подожди, Илья.– Я попробовала ею остановить.– Как ушла? Куда?
– В редакцию Муромова. Знаешь такого?– Пошехонцев приложился к графину еще раз.– В "Криминальный Петербург".
– Ты шутишь, Илья, - я совсем обалдела от свалившихся на меня новостей.– Да что ей там делать-то? Ну, я понимаю, если бы туда ушла Ирочка, или Яша Лембаум, или даже Гера... Но что там делать Лильке, скажи на милость?
– Я тоже так сначала думал. А они, оказывается, открыли у себя новую рубрику, специально для Лильки. Скандалы с криминальным оттенком из жизни наших звезд.