Смерть в Париже
Шрифт:
Такси улетучилось. Когда оно скрылось за углом, мы прошли еще два квартала. Этот другой дом мало чем отличался от первого. Правда, перед ним темнота казалась еще гуще и отсутствовал палисадник. Мсье открыл ключом парадную дверь и ступил внутрь. Вслед за Гусаковым зашли мадам и я. Гусаков зажег свет в коридорчике, а женщина, сбросив туфли, сказала:
— Пойду-ка я в душ, — и ушла.
В конце коридорчика начиналась лестница. Она вела на второй этаж, где, похоже, и находилась ванная. Я тоже сбросил вонючие ботинки и
— Снимай плащ и пойдем в гостиную разбираться, — сказал он.
Снял и зашел, сел на стул. Ножки скрипнули. И мои, и стула. Огляделся. Два окна в комнате, занавешенные гардинами. Засохший фикус в цветочном горшке — ох уж мне эти горшки и фикусы! Мебель неказистая — вне времени и пространства, всех времен и народов: кожаный диван с потертой обивкой, круглый стол без скатерти, ходики на стене не ходят, телевизор в углу на тумбочке.
Мы сидели у стола и разглядывали друг друга. На фотографии Гусаков был со щетиной, и тогда в кафе — тоже. Но сегодня утром он побрился. И я побрился. И у него, и у меня щетина к вечеру снова проклюнулась. Его рука… И моя рука… Через секунду мы уже сидели наставив друг на друга стволы. Мой ствол покороче, его подлиннее. В моей обойме где-то половина пуль женского рода, и в его тоже.
— Проверка бдительности, — усмехнулся мсье и положил пистолет на стол. — Прошу прощения. Нервы.
И я положил «Макарова». Не такой уж он рыхлый, как показался при первой встрече.
— Давайте знакомиться. Вы кто?
Сумка лежала на диване, и я попросил разрешения. Он разрешил. Я достал из сумки конверт с фотографиями и вынул из конверта ту, которая запечатлела Гусакова и на которой был карандашом начертан его адрес. Положил фотографию на стол.
— Полюбопытствуйте.
Он полюбопытствовал:
— И что это значит?
— Мне вас заказали.
Гусаков вздрогнул и более ничем не выказал своего отношения к моему ответу.
— Так в чем же дело?
— Дело в том, что заказ пришел помимо моей воли. И во Франции я помимо моей воли. С вашей помощью я хотел бы отсюда убраться.
Тыльной стороной ладони Гусаков потер переносицу, заерзал на стуле, спросил вдруг охрипшим голосом:
— А кто заказал?
— Не знаю точно. Человек не успел объясниться. Да и не стал бы. Тут два заказчика скорее всего. Первый заказчик как раз все объяснил хорошо, но не успел заказать. Его не стало. Но он, думаю, вас тоже имел в виду. Это не любители. Это — власть.
Мсье заметно нервничал:
— Мы же договорились давно и со всеми. Я сырьевыми счетами не занимаюсь теперь! — Поняв, что начинает говорить лишнее, Гусаков остановился, еще вопрос задал: — Заказ только на меня был? Это важно знать.
— Нет, — ответил я честно.
Ему стало заметно легче.
— На кого еще?
— Отвечать обязательно?
— Я и так знаю! Если это не Габрилович сделал, то вам еще и Габриловича
Мне осталось только пожать плечами и согласиться:
— Да. Я в ваших нюансах не разбираюсь.
— Никто не разбирается.
— Что будем делать? Вы мой должник. Мне-то всего и нужно — паспорт с французской визой на какую-нибудь нейтральную фамилию типа Иванов.
В двух словах я рассказал о своем последнем походе на славную шхуну «Маргарита».
Гусаков стал думать. В комнате появилась мадам, завернутая в большое махровое полотенце, из-под которого трогательно выглядывали вполне красивые голени и лодыжки. Розовые тапочки с помпонами! Розовая ключица с мягкой ложбинкой!
— Подружились, мальчики? — Настроение у нее явно улучшилось. — Встреча киллера с валютчиком — это как встреча Чехова с Толстым в Ясной Поляне! Н-да. — Она разглядывала меня не стесняясь. — Вот он — наш спаситель.
— Подожди, Марина, — поморщился мсье, — тут серьезное дело.
— Хороши дела. — Марина выскользнула из гостиной, а Гусаков сказал:
— В такой обстановке я вам вряд ли помогу.
— Спасибо за честность.
— Не стоит благодарности! Сперва следует разобраться с Габриловичем. Хочу думать — это не он. Зачем ему! Это его и меня хотят убрать! Мы к нему поедем. Прямо сейчас и поедем! Нет, чуть попозже! И вы мне поможете. А затем мы с Габриловичем поможем вам. Или я один…
Я остановил его жестом.
— Хорошо, — согласился без церемоний. — Только мне надо немного отдохнуть. И помыться. Я мало спал прошлой ночью. Работа, похоже, предстоит серьезная. Вы мне попозже расскажете что да как.
— Естественно! — Гусаков казался бодрым и собранным. — Марина! Поди сюда, пожалуйста!
Появилась мадам. Теперь на ней был толстый синий халат. Волосы она ловко заколола на затылке.
— Познакомьтесь… Это моя кузина.
«Кузина? Так она кузина? А что это такое — кузина? Троюродная сестра, что ли?»
— Саша, — представился я и пожал протянутую руку.
— Если б не он, — сказала Марина, — ели б нас сейчас могильные черви.
— Не говори чушь! Какая дикая чушь! — разозлился неожиданно Гусаков.
— Черви сразу не заводятся, — сказал я.
Пар поднимается над водой, и белая пена приятно пахнет, обещая чистое тело. Если и придется помереть сегодня, то по-православному — чисто. Вода достигает подбородка, и я намыливаю его, скребу безопасной бритвой, найденной в ванной на полочке. Марина ею себе ноги бреет. Или — не Марина. Это жилище, видимо, из резерва. Всякие люди, возможно, тут бывали, всякие мужчины-женщины руки-ноги-пятки скребли. На полках стоят банки и баночки, тубы и тюбики с остатками кремов и шампуней… Это мне безразлично. Безразлично то, что ждет, поскольку наслаждение от горячей воды сильнее инстинктов и человеческих чувств.