Смертельно прекрасна
Шрифт:
– Мам , – срывающимся голосом, шепчу я и ощущаю, как по щеке скатывается слеза.
– Я здесь, дорогая.
Стремительно подрываюсь на ноги. Меня пошатывает. Я все равно выпрямляюсь, не собираюсь останавливаться, никогда не остановлюсь. Тяну к маме руки, они дрожат, в них больше нет сил. И мама ко мне тянется. Прекрасная , живая Реджина Монфор делает один широкий шаг ко мне навстречу, а затем наши пальцы сталкиваются и проходят друг через друга. Я ошеломленно застываю, услышав, как в груди разбивается на миллионы осколков сердце, а она глядит
– Прости, дорогая. – Шепчет она.
– Мам, мама, – я осматриваю ее бегающим взглядом, хватаюсь руками за волосы и на нее гляжу так пристально, одержимо, боясь даже моргнуть, – ты здесь, ты пришла ко мне.
– Я никуда и не уходила, Ари.
Я начинаю плакать. Слезы скатываются по моим щекам, я их смахиваю порывисто и зло, потому что не хочу быть слабой. Но ничего не выходит. Мне так плохо. Так больно. Я вижу маму. Она здесь. Передо мной! Но я даже не могу к ней прикоснуться.
– Все в порядке, дорогая. – Робко улыбаясь, говорит она, а я мотыляю головой.
– Нет.
– Ари, пожалуйста…
– Нет, мама. Все очень плохо. – Прикрываю ладонью губы и упираюсь о стену.
– Не говори так.
– Но это правда. Тебя больше нет. И папы нет. И Лоры.
– Тише… – Мама подходит ко мне. У нее удивительно красивые руки. Пальцы тонкие и изящные, как у пианиста. Она проходится ладонью в нескольких миллиметрах от моей пылающей щеки, а я зажмуриваюсь и представляю, что она со мной рядом, что она смогла ко мне прикоснуться. Тепло расплывается по коже, и наплевать, что мамы больше нет, она не призрак! Нет. Она теплая, она живая. И руки у нее мягкие, нежные. – Мы всегда были с тобой рядом. Даже тогда, когда ты нас не видела, Ари.
Я открываю глаза и изучаю знакомое мне лицо. Шоколадные волосы, ровные, густые брови. Родинка на щеке. Морщинки почти не видны, разве что у губ, она часто улыбалась.
Мы с ней не похожи. Ни капли. У нас абсолютно разная форма лица, волосы и глаза. У нее широкие скулы, как у Мэри-Линетт , а у меня более узкие, как у Норин. Но при этом, когда я двигаюсь, я невольно повторяю ее движения. Когда говорю, произношу ее слова.
Мы с ней совершенно разные внешне. Но внутри – зеркальное отражение.
Раньше я не хотела быть такой же, как она. Раньше я ни черта не понимала. Теперь у меня вспыхивает что-то в груди, едва я кажусь себе на нее похожей, и я горжусь этим, мне хочется быть моей матерью, потому что она была удивительной и смелой женщиной.
– Почему ты не рассказала? – Спрашиваю я едва слышно. – Почему скрывала, что…
– … я ведьма ? – Мама взмахивает рукой, как часто делала, когда пыталась выиграть время, и вновь переводит на меня темный взгляд. – Я хотела тебя защитить. Тебя и Лору, я не хотела, чтобы вы знали об этом мире. Он опасен. И опаснее всего в нем не чудовища, а мы сами, Ари. Наши желания. Возможности.
– Ты боялась, что я перейду черту? Не смогу контролировать себя?
– Нет. О чем ты? Несмотря на то, что ты эксцентрична
– Тогда почему…, - меня резко манит вниз. Комната темнеет, я вовремя ухватываюсь за край стола и застываю со стиснутыми до боли зубами. Что же это такое? Колени слабо трясутся. Меня внезапно тошнит, и я ощущаю, как по спине безжалостно пробегает холод.
– У тебя совсем немного времени. – Взволнованно причитает мама. – Пожалуйста, ты должна сделать то, что я скажу. Слышишь?
– Но ты ведь не хотела, чтобы я стала такой. – Смотрю на нее. – Что изменилось?
– Все изменилось. Теперь ты можешь умереть.
– Я не хочу умирать. – Вдруг говорю я, почему-то считая, что я должна сказать. Мне кажется, мама должна это услышать. Должна понять меня и не считать предателем. – Да, у меня многое случилось в жизни, и я, правда, какое-то время не хотела дышать. Но…
– Почему ты оправдываешься? – Недоуменно спрашивает мама.
– Я должна.
– Нет.
– Но…
– Ари.
– Я предаю вас! Ведь есть шанс вновь быть вместе, а я…
– Хватит говорить чепуху, Ариадна Мари Блэк. – Вот это уже голос моей матери, той самой, что протягивала мне руку даже тогда, когда я не висела на краю обрыва! Ее брови в ту же секунду ползут домиком, и глядит мама на меня уже не печально, а решительно. – У меня не было возможности сказать тебе, какая ты сильная. Теперь в этом нет смысла. Тебе предстоит через многое пройти, но ты справишься.
– И ты будешь рядом со мной?
– Я всегда рядом, дорогая. Но еще с тобой Норин и Мэри. Твои друзья. Ты не одна. И я нужна тебе, да. Но только, как воспоминание.
– Нет,– испуганно распахиваю глаза, – не говори так.
– То, что ты видишь мертвых…, этому есть объяснение. – Нервным голосом шепчет мама и смотрит на меня взволнованно и пристально. – Тебе нужно найти…
– Кого?
Она неуверенно сглатывает и едва слышно говорит:
– Ноа Морта. Он все объяснит.
– Кто это? – Часто моргаю, вновь тяну к ней руки, но потом вспоминаю, что не могу до нее прикоснуться, и порывисто отворачиваюсь. В груди растет бездонная дыра. Туда притянуло бы целую вселенную, если бы не те редкие моменты, вспышки, искры, которые возникают, когда рядом находятся тетушки, Хэрри или Мэтт.
– Спроси у сестер. Они скажут. А сейчас внимательно меня слушай. – Я послушно на нее смотрю и стискиваю зубы. Дышать становится труднее, как и слышать ее голос. Меня, то и дело, притягивает вниз , будто под ногами гигантские магниты. – Найди нечто острое. Нужно порезать ладонь, а затем нарисовать перевернутый треугольник.
– Порезать ладонь?
– Давай, Ари. Времени мало.
Киваю и медленно плетусь к тумбочке. Перед глазами все плавает, когда я пытаюсь найти канцелярский ножик. В конце концов, взгляд натыкается на ножницы, и я озадачено хмурю лоб: неужели я решусь на подобное?