Смертельно прекрасна
Шрифт:
Пальцы резко хватают ножницы, словно это мой последний шанс увидеть свет, и я в ту же секунду становлюсь на удивление решительной, смелой. Обратного пути нет.
Неуклюже падаю на колени и опускаю голову. Волосы скатываются с плеч. Дышать так трудно, что я начинаю присвистывать. Что со мной? Грудь горит. Мне очень больно.
– Давай. – Холодным голосом отрезает мама прямо над моим ухом. – Ты справишься. Мы все справились, Ари. Небольшой разрез. Это совсем не больно.
Я панически усмехаюсь. Может, это и не больно. Но страшно.
Через силу выпрямляюсь и смотрю обезумевшим взглядом на ножницы. Прикасаюсь холодным металлом к ладони
Аккуратно прохожусь острой стороной по руке и прикусываю губы, когда возникает колющая боль, и ладонь горячо вспыхивает. Кровавая линия становится все толще. Она в руке моей больше не умещается, и капли начинают литься на черный, деревянный пол.
– Рисуй. – Командует мама. Я слушаюсь. Она где-то рядом, но я ее не вижу. – Мы все в разное время встретились с Хозяином. – Неожиданно шепчет мама мертвым голосом. – Я была первой, и я согласилась сразу. Не сопротивлялась, потому что жутко испугалась, я не хотела умереть, и такой выход казался мне вполне разумным. Затем настал черед Норин, и нам с мамой пришлось рисовать треугольник ее пальцами, потому что она до последнего отказывалась принимать свою сущность.
Искоса гляжу на призрак матери. Она стоит у окна. Но лучи не освещают ее лицо. У нее до сих пор бледноватая кожа и синеватые губы. Я вдруг только сейчас замечаю то, что раньше не бросилось в глаза. Например, костлявые плечи, торчащие из-под свитера.
– Она не хотела становиться такой? – Хриплю я и встречаюсь с мамой взглядом.
– Не хотела. Но мы ее заставили.
– Почему?
– Потому что не хотели потерять. – Мама с силой прикусывает губы. Вина пролетает в ее прозрачном взгляде, и она горько кривит губы. – Теперь ей сложнее всех.
Отворачиваюсь и изнуренно сгибаюсь. Из меня будто выкачивают силы. Я протираю пальцами вспотевший лоб, и невольно понимаю, что оставила на лице кровавые разводы.
– Ты должна произнести: vocavit vos, Lucifer. – Неожиданно говорит мне на ухо мама, а я испуганно вздрагиваю: дыхание у нее настолько холодное, что по моей шее проносятся мурашки. – Не бойся. – Говорит она. – Ничего в нашей жизни не происходит просто так. А смысл ее как раз таки в том, чтобы понять, какая роль отведена тебе.
Приподнимаю подбородок, но неожиданно понимаю, что в спальне больше никого нет. Мама ушла. Ее нет. Боль вновь притягивает меня вниз, и я беспомощно выдыхаю. Не знаю, когда станет легче. А, может, легче не должно быть? Может, легче только мертвым?
Гляжу на песчинки, плавающие в тусклом свете, и притрагиваюсь к ним кончиками пальцев. Представляю, что я одна из них. Сколько правильных поступков мы совершаем в жизни? А сколько неправильных? Что лучше – умереть хорошим человеком или остаться в живых, но превратиться в чудовище? Человек всегда балансирует на краю пропасти, ему приходится, ведь жизнь – скопление крутых перекрестков, каждый из которых хранит в себе свои опасности, преимущества и последствия. И даже, когда мы говорим, что выбора у нас нет, мы нагло обманываем и окружающих, и себя, потому что второй вариант всегда есть, но он не всегда тот, что нам нужен.
Говоря, что пути обратного у меня нет, я жестоко обманываюсь. Я спокойно и мирно могу стереть корявый, перевернутый треугольник, нарисованный моими окровавленными пальцами, лечь в постель, закрыть глаза. Я могу вернуться к семье и не превращаться в
Решительно впиваюсь ладонями в деревянный пол, опустив голову, и шепчу:
– V ocavit vos, Lucifer.
Неприятный скрип проносится по комнате. Дверь за моей спиной захлопывается, над полом вспыхивают серые занавески, и ветер, ворвавшийся с улицы, безжалостно врезается в мое вспотевшее, бледное лицо.
– V ocavit vos, Lucifer ! – Громче повторяю я, и разом захлопываются оконные рамы. Я неожиданно ощущаю безумный прилив энергии, который заставляет меня выгнуть спину и откинуть голову под таким углом, что перед глазами возникает шероховатый потолок.
Я не могу дышать ! Панически округляю глаза, пытаясь сесть ровно, но мое тело мне не подчиняется. Позвоночник взвывает от напряжения, я кричу, а звука нет. Пальцы резко выпрямляются ; обеспамятевшим взглядом я осматриваю знакомые мне стены. Н евидимые силки тянут меня все ниже и ниже, пока мое тело не прогибается так сильно, что волосы каскадом разливаются по черным половицам. Горло дерет от боли, мне кажется, что кричу я изо всех сил, со всей мощи! Но не единого звука не срывается с моих губ. Я уверена, что потеряю сознание от невыносимой рези в спине, однако внезапно мое тело отпружинивает вперед с поразительной, почти магической легкостью. И я измотано врезаюсь кулаками в испачканный кровью пол, испустив оглушающий стон, наконец, сорвавшийся с губ.
Становится очень тихо. Лишь мое сиплое дыхание прорывается сквозь молчание. Не понимаю ничего. Встряхиваю волосами, пытаясь стряхнуть ужас, панику, но не выходит.
– Ариадна Монфор-л’Амори. – Произносит низкий, хриплый голос, и я застываю. До моей шеи кто-то дотрагивается. Сероватые пальцы тянутся выше, поправляют мои волосы и, прикоснувшись к моему подбородку, медленно поворачивают на себя мое лицо.
Я не зажмуриваюсь. От страха проступают слезы, но я не отворачиваюсь. Послушно поворачиваю голову, хрипло втягиваю воздух и неожиданно оказываюсь в плену красных, огненных глаз, смотрящих внутрь меня, сквозь меня; смотрящих на мою душу.
– Здравствуй, – шипящим голосом протягивает мужчина, – Ари.
К горлу подскакивает ужас. Пальцы падшего ангела все еще держат мой подбородок. Он выпрямляется, тянет меня за собой, и я неторопливо поднимаюсь с колен, не отрывая глаз от его идеального лица, изуродованного только мертвым взглядом, переливающимся маджентовым цветом. Люцифер похож на человека : у него светлые волосы, острые скулы, но я уверена, глаза мои видят лишь то, что он воссоздал. И, возможно, передо мной стоит уродливое, сгорбленное чудовище с испачканными по локоть в крови руками.
– Хм, – он лениво проводит пальцами по своим тонким губам, изучая меня, будто бы я выполненная им мраморная скульптура. Я ни на секунду не выпускаю его из вида. Меня колотит от страха, но я упрямо держу ровно спину и смотрю этому ублюдку точно в глаза. Я не позволю ему запугать себя. – Как много раз я бывал здесь, Ариадна.
Молчу. Он обходит меня со спины медленным шагом и останавливается у стены. На нем черный, идеально сшитый костюм и ботинки с блестящими носами. Дьявол выглядит именно так, как выглядел бы любой другой человек, решивший заключить сделку. Но вот только он не человек, и потому глаза у него не синие, не зеленые, а ярко-рубиновые.