Смертельный дозор
Шрифт:
— Команды вольно не было!
Пограничники сразу притихли. Когда шеф с Семипаловым скрылись в здании расположения, кто-то все же тихо заговорил:
— Это он? Богдан сделал?
— Вот сукин сын!
— Зачем это он?
— Так его ж Пальма за жопу покусала.
— А Булата че выпустил?
Я только молчал, старался не замечать, как гудят ноги, а тело еле держится от изнеможения. Вася Уткин, стоявший рядом, тоже молчал. Стас, державший «Смирно», за моей спиной молчал вместе с нами.
— Разговорчики, —
Семипалов был у Тарана недолго. Минут через пять он вышел, но уже без противогаза. Солдат пошатнулся, попытавшись сойти со ступеней, оперся о дверной косяк. Волосы его, мокрые от пота, прилипли ко лбу. Лицо искажала гримаса боли. Семипалов держался за живот. Все поняли, что Таран наградил его ударом под дых.
Семипалов с трудом спустился со сходней. Поковылял к строю. За ним вышел начзаставы, поправил шапку на голове.
— Быстрей, Семипалов, стать в строй, — подогнал он, и рядовой, превозмогая боль, ускорился, чтобы присоединиться к построенным бойцам.
— Значит так, — сказал Таран, вернувшись к строю и поправляя ремень, — если все это дело дойдет до начальства — плохо будет всем. Что там с Пальмой, мы еще посмотрим. А вот Булата нужно найти. В связи с этим слушай мои приказания: каждый, кто отправится в наряд с сегодняшнего дня, должен немедленно докладывать на заставу, если увидит на границе пса, хотя бы отдаленно напоминающего Булата.
Таран многозначительно помолчал. Вздохнул.
— Вольно. Разойтись, — скомандовал он и тут же направился в канцелярию.
— Ты что ж, падла, наделал?! — Услышал я приглушенные голоса, доносящиеся из сушилки.
— Чего они там? — Удивился Уткин, шедший вместе со мной в расположение, после чистки оружия.
— Жди здесь, — сказал я, — известно что.
Я пошел в дверь направо. Уткин, конечно, не послушался меня и прицепился следом. Когда я попытался открыть дверь сушилки, она оказалась закрыта.
— Э! — Крикнул я и постучал.
Дверь мне открыл Миша Глушко.
— А, это ты, Саша. Ну, проходи.
Мы с Уткиным вошли в небольшую комнатку. Тут набилось человек десять пограничников. Все стояли в тесноте, внимательно следили за тем, что происходило у дальней стены. Никто из парней даже не обернулся на нас с Васей.
— Отвечай! На кой черт ты это сделал?! — Кричал на Семипалова сержант Мартынов.
Их обоих я не видел за широкими спинами парней. Потому протиснулся дальше, туда, где чинили самосуд над Богданом. Когда я пробился к ним, увидел, что Семипалова приперли к стенке. Мартынов держал его за грудки. Богдан же виновато опустил глаза, боялся смотреть в лицо сержанта.
— Чего молчишь, падла?! — Зло рыкнул на него сержант. — А? Зачем Булата отпустил?
— Ну, — поддакнул кто-то, — на кой ляд?
— А если б он кого на заставе задрал?
—
Семипалов не спешил отвечать. Он только испуганно сутулился и жался к стене.
— А на черта ты подсадил к Пальме Радара?! — Не отступал Мартынов.
— А чего она кусается? — только и смог пробурчать Богдан. — Не место ей на границе! Пусть щенят рожает!
— Сучий сын… — гневно раздул ноздри Мартынов. — Я тебя щас так отделаю, что уже никогда кусаться не сможешь! Из-за тебя всю заставу почем зря почти два часа гоняли! Из-за одного тебя!
— А потом еще, из-за этого всего будут заставу трясти!
— Ну! А если особисты узнают?! Будет как в прошлом году!
— Узнают, обязательно узнают, если Пальма скотная сделается!
— Где этот сучек?! — Вдруг закричали от входных дверей.
Я обернулся. Злобный как черт Нарыв, только вернувшийся от шефа, быстро пошел к Семипалову и Мартынову. Пограничники расступались перед ним, видя искаженное настоящей яростью лицо инструктора.
Нарыв, красный как рак, с ходу кинулся к Богдану, схватил за одежду, отволок его от сержанта Мартынова.
— Ты, скотина, знаешь, что меня из-за тебя теперь посадить могут?! — Гневно заревел Нарыв, — тебя кто, суку такую, просил лезть к собакам?!
Семипалов, прижатый к сапожным полкам, зло глянул на Нарыва.
— Надо было лучше свою псину воспитывать, товарищ Сержант! — Выпалил Богдан.
— Ах ты мразь… — зашипел Нарыв и схватил его за грудки, — щас я тебя разукрашу!
Он замахнулся на солдата. Семипалов испуганно закрылся руками. Я среагировал мгновенно: подскочил, одной рукой вцепился инструктору в предплечье. Все в сушилке ахнули.
— Слава, — спокойно сказал я, — не надо. Богдан еще свое получит. Ты только не усугубляй.
Нарыв медленно обернулся. Злым взглядом уставился мне прямо в глаза.
— Селихов, — неприятно искривил он губы, произнеся мою фамилию, — ты на кой черт не в свое дело лезешь?
Глава 4
— Это мое дело, — возразил я холодно. — Так же как и дело всех на заставе. Если ты ему сейчас морду набьешь, всем нам хуже будет.
— Да куда ж еще хуже? — прошипел Нарыв, — мне, сука, срок грозит! Пусти!
— Так и знай, Слава, — я заглянул Нарыву в глаза, — я тебе бить его не дам.
— Пусти, сказал!
— Нет.
В глазах Нарыва пуще прежнего забегали злые искорки.
— Защитничек, значит, нашелся, — угрожающие протянул он сквозь зубы, — решил заступиться за этого подонка?
— Попробуешь ударить, не посмотрю на звание, так и знай, Слава.
— Да пошел ты! — Нарыв внезапно кинулся на меня.
Он попытался схватить меня за ворот ХБ, но я тут же вцепился ему в руку, выкрутил запястье так, что он аж застонал.