Смертельный розыгрыш. Конец главы
Шрифт:
— Если уж говорить начистоту, Джон, ваш рассказ звучит не вполне убедительно.
— Но ведь Сэм нашел…
— Не спорю, может, и нашел, дружище. Но откуда там силок, в наши-то времена? И как щенок изловчился сунуть в него голову?
Высказанные им сомнения в моей правдивости смутили меня; и не только смутили, но и обозлили; как и всякого в подобной ситуации. Я подозрительно уставился на Элвина.
— Может, кто-нибудь поймал его, придушил и бросил на холме?— сказал он.
— Как? Прямо днем?
— Трудно ли было спрятать его под
— Это просто невероятно…
— Может, это и полный бред. Но когда кругом творятся такие ужасы, начинаешь пугаться собственной тени.
— Понимаю вас. Страшно даже подумать,— медленно произнес я,— что в нашей деревне живет опасный маньяк.
Элвин хотел что-то сказать, но передумал; на его лице изобразилось почти комическое отчаяние.
— Как бы то ни было,— продолжал я,— ваше предположение может послужить отправной точкой для расспросов Сэма.
— Сэма? Ах да, вашего сына. Что он задумал?
— Обойти всех соседей; а вдруг они заметили, кто заходил к нам в дом вчера. Кроме вас, естественно.
У меня не хватило нахальства спросить Элвина о его брате, хотя Берти — единственный, кто мог испытывать желание отомстить Коринне.
От Элвина я направился в Замок. Как в самое первое утро, когда я искал останки кукушки, Вера прогуливалась по лужайке перед их великолепным домом. Я заколебался. Мы не виделись с той ночи, когда сидели на траве недалеко от леса. Я вдруг почувствовал сильное смятение, стало так трудно дышать, словно я очутился в разреженной атмосфере. Мне почему-то казалось, что за это время она сильно изменилась, даже внешне, но от нее, через лужайку, веяло все тем же загадочным обаянием. «Глупый старый романтик,— шепнул я себе.— Вера — индианка, но при всей своей красоте она не мифическое существо, а земная женщина, уставшая от жизни, уставшая, вероятно, от мужа, способная увлечься любым мужчиной, который появится на ее горизонте».
Приближаясь к ней, я чувствовал, какая ненадежная защита — подобные мысли. Она наклонила голову и сложила ладони, приветствуя меня по индийскому обычаю.
— Давно не видела вас, Джон,— сказала она.— Почему вы не приходили?
— За это время произошло много событий,— ответил я, уклоняясь от прямого ответа.
— У нас в Нетерплаше?— Она ласково поддразнивала меня.
— Вы же слышали о них?
— Да. Окольным путем. Муж тщательно оберегает меня от холодных сквозняков реальной жизни.
Мы прошли мимо стеклянных дверей библиотеки и, обогнув дом, углубились в сад; достаточно было одной минуты, чтобы к нам возвратилось прежнее чувство близости — то же самое, что и в памятную ночь, когда, рука в руке, мы спускались по проулку. Это было нечто вроде транса: слова — пустые скорлупки, окружающий мир утратил всякое значение.
— Я слышал, вы с Роналдом отправляетесь в кругосветное путешествие.
— Ему надо отдохнуть,— тихо и равнодушно сказала Вера.
— А чего хотели бы вы сами?
— Не знаю. Подскажите мне. Ведь вы мой гуру [39] .
Мы были около плавательного бассейна. Вера усадила меня в шезлонг, а сама легко опустилась на землю и откинулась на мою левую ногу. Вода в бассейне была голубая, как в Средиземном море.
— Займитесь добрыми делами, дитя мое,— организуйте женский институт, станьте мировым судьей или читайте лекции о проблемах Индии.
— Ну уж нет,— восхитительно зазвенел ее голосок,— я домашняя птица.
39
Гуру — духовный наставник (инд.).
— Вы-то — домашняя?
— У меня это в крови. Какая жалость, что вы женаты!— проговорила Вера без всякого кокетства, просто констатируя факт.
Я ничего не ответил, и она продолжала:
— Я была бы рада стать вашей женой, родить вам детей. Вы человек, которого я могу уважать.
— Уважать? Я просто старый педант. Неисправимый консерватор.
Она повернулась ко мне и своими темными глазами заглянула в глубь моих глаз.
— Сами знаете, что говорите вздор. Уж меня вы можете не опасаться. Я не стану осложнять вашу жизнь. Вам дано многое, и не мне лишать вас этого.
Никогда не забуду, как я был растроган ее словами, какая необыкновенная нежность к ней затопила мое сердце. Последовало долгое, пронизанное токами взаимной симпатии молчание.
— Я очень тоскую по родному дому,— наконец заговорила она.— Там всегда было множество народу. Все говорили, говорили, говорили. Вы бы не выдержали этого шума и гама.
— Почему бы вам не вернуться домой?
— Мы заедем туда во время нашего кругосветного турне. Боюсь, это слишком трудное испытание для Роналда.
— Я имел в виду совсем не то, дорогая.
— Знаю. Но я слишком давно уехала — сомневаюсь, что смогу прижиться там заново. Я сама выбрала себе темницу и должна смириться со своей судьбой.
— В вашей жизни с Роналдом есть что-то ирреальное.
На ее прекрасное лицо упала тень.
— Да, это была ошибка… Но я была такая неопытная, такая неживая — я просто не могла не выкинуть что-нибудь отчаянное.
— Вы говорите не о своем замужестве?
— Нет, я говорю о Берти. Он вдохнул в меня немного жизни.
— Ну, это-то действительно ошибка.
— И все же я кое-что поняла.
— Что именно?
— Что от природы я не такая уж порочная женщина. Конечно, это было волнующее приключение, есть что-то волнующее в том, чтобы бросать вызов собственной природе, вначале, по крайней мере.
— Вы с ним окончательно порвали?
— Просто перестала видеться. Или вы считаете, что я должна официально оповестить его о нашем разрыве?— Вера засмеялась, но как-то нерешительно.— Он, должно быть, уверен, что я жить без него не могу. Ужасно тщеславный человек.