Смирновы. Водочный бизнес русских купцов
Шрифт:
Армия окрепла, выросла численно и по качеству вооружения. Во второй половине 1918-го предприняли новое наступление: девять тысяч против стотысячной группировки Красной армии – и выиграли!
Но потеряли при этом лучших командиров: умер генерал Алексеев, погибли в боях генералы Марков и Дроздовский, покончил жизнь самоубийством войсковой атаман Каледин.
По ним скорбели, но жизнь брала свое: успехи Белого движения казались непоколебимыми, и на юг хлынул пестрый люд из обеих столиц, губерний и городов менее знатных –
Штатские тут спорили о военной стратегии и политической тактике; военные рассуждали, в каком порядке они станут вешать штатских, когда победят. Да и самому белому воинству почти безмятежное сидение на Дону впрок не пошло. Врангель11 обвинил Деникина в провинциальном либерализме, сиречь трусости. Два белых генерала были абсолютно разными людьми. Они даже боевые приказы отдавали всяк по-своему.
Генерал Врангель: «Орлиным полетом перенесетесь вы через пустынную степь к самому гнезду подлого врага, где хранит он награбленные им несметные богатства, – к Царицыну12, и вскоре напоите усталых коней водой широкой матушки Волги».
Генерал Деникин: «Генералу Врангелю овладеть Царицыном».
Антон Иванович Деникин, сын пехотного офицера, все армейские ступеньки прошел аккуратно, не задерживаясь на них, но и не перепрыгивая.
Я познакомился с ним в 1919 году, а продолжилось наше знакомство уже в Париже, в беженстве.
В армии у него была репутация офицера основательного и дурью самомнения не страдающего. Добровольческую армию он возглавил после гибели генерала Корнилова – и, хотя не обладая лучшими качествами своего предшественника, главнокомандующим стал все же по праву.
Был я знаком и с Петром Николаевичем Врангелем и довольно хорошо знаю его родословную.
Он из датских баронов Врангелей.
С XII века воевали они во славу короны немецкой, голландской, испанской и шведской. Только в Полтавской битве полегло 13 Врангелей, а семеро попали в русский плен. Около 50 их потомков стали фельдмаршалами, генералами и адмиралами, которые верой и правдой служили русским императорам.
Врангель был храбр до безумия – настоящее упоение в бою испытал в начале Мировой войны.
Получив глупый и преступный приказ атаковать силами кавалерийского эскадрона германскую артиллерию, зарывшуюся в землю под деревней Каушен, он очертя голову кинулся его выполнять. Под бароном убило коня, но, вскочив на ноги, он с саблей бросился к вражеским орудиям. Эскадрон истек кровью, но Каушен взяли.
Примкнув к Белому движению, он получил под команду кавалерийскую бригаду и во главе ее атаковал бронепоезд красных. Так он добыл оторопелое уважение сослуживцев – русское воинство всегда испытывало слабость к храбрым безумцам с холодными глазами! Генеральские погоны ему вручил Деникин – и Врангель немедленно принялся распространять в частях письма-памфлеты
В Добровольческую армию я попал в 1919 году. Все было уже не так лучезарно, как год назад. Особняком держались казаки. Они вообще вели себя довольно странно. Храбро и с какой-то одержимой жестокостью сражались за свои станицы, но, оказавшись от них в ста верстах, неожиданно начинали верить обещаниям тех, кого только что «брали в шашки». Разбегались по домам, не веря офицерским посулам. Многочисленных беженцев, которым требовались еда, постой, медикаменты, они принимали с откровенной враждебностью.
Вот в такой сложнейшей обстановке в начале 1919 года меня вызвал к себе генерал Деникин:
– Владимир Петрович, командование поручает вам заняться обустройством беженцев. Вы будете откомандированы на Юг России. Отнеситесь к этой работе со всей важностью. Женщины, старики и дети не должны страдать из-за войны.
– Все исполню!
– Кстати, у вас ведь сын есть? И где он? С вами?
– Нет, в Москве. С матерью.
– В Москве? Живы? Есть известия?
Я покачал головой. Известий от них не было. Он подошел ко мне, обнял:
– Будем мы в Москве, Владимир Петрович, обязательно будем. Скоро соберем в кулак наши силы. И – ударим! Увидите вы своего сына, я вам твердо обещаю.
Увы, этого не случилось. Сына я уже, наверное, не увижу никогда!
Посетив по приказу командования Ростов-на-Дону, Кисловодск и Ессентуки, я организовал там расселение беженцев и решал вопросы с горячей пищей.
Хаос был везде страшеннейший, каждый день из центра прибывали тысячи и тысячи несчастных. Никто не знал, когда и где ударят красные, и паника могла возникнуть в одну секунду.
В гостиницах цены подскочили во сто крат, дефицит еды и воды был ужасный. Не хватало докторов и медикаментов. Никто не знал, что будет с ними завтра, откуда ударят красные и когда. Многие пили, играли в карты и, проигрывая, стрелялись. Живым была уготована еще более страшная участь.
Мне казалось, что я попал в ад.
С целью помочь беженцам я отправился в Екатеринодар.
Коменданта станции Ессентукской не было на месте. На станции царил бедлам, попасть в вагоны не было никакой возможности из-за огромного числа военнослужащих и гражданских с мешками и узлами.
Мне казалось, что отсюда не уеду никогда.
Но, как ни странно, выручила моя фамилия. Заместитель коменданта, подпоручик Карпенко, отказывался выдать мне пропуск для проезда до станции Екатеринодар, пока я не назвался, кто я и откуда.
– О, вашу водку я хорошо помню! – улыбнулся офицер, ставя на бумаге свою размашистую подпись. – Дан сей Смирнову В.П. на беспрепятственный выезд со станции Ессентукской до станции Екатеринодарская. Число? Какое сегодня? 28 января 1919 года. Подписью и приложением печати удостоверяется…