“Смотрите, кто пришел!” и другие пьесы
Шрифт:
Потапыч. Так война же!..
Журналистка. С детьми, стариками. Как у вас язык поворачивается на такую фантазию.
Потапыч. Фантазию, говоришь?.. А хочешь знать, что уже все было подготовлено для взрыва?
Журналистка. Не могло быть!
Потапыч. Было!
Журналистка.
Потапыч. Если б Сталин Жукова не забрал…
Журналистка (помолчав). Бред какой-то…
Потапыч. Да что ты все – чушь, бред!.. Я сам был в секретной команде.
Журналистка. Вы? В какой должности?
Потапыч. Не скажу.
Журналистка. И что вы минировали?
Потапыч. А все подряд. Заводы, мосты, водопровод, телеграф, АТС, торговый порт – ну, что ты будешь делать, за что ни возьмись в нашем городе, – всё военный объект.
Журналистка. И Александринку?
Потапыч. Не могу знать.
Журналистка. И Адмиралтейство?
Потапыч. Не имею права. Я эту страшную тайну с собой унесу.
Журналистка. И Эрмитаж?
Потапыч. Девушка, какой Эрмитаж? Это был стратегический объект двойного назначения.
Журналистка. Врете вы все! Все врете! Не могло быть такого плана. А если бы был, патриоты города никогда бы не дали ему осуществиться.
Потапыч. Ладно. Как знаете… Ну, что, работать-то будем?
Журналистка. Что работать?
Потапыч. Ну, интервью.
Журналистка. Так вы уже наработали.
Потапыч. Чего наработал?
Журналистка. Вон столько чуши наговорили… (Достает кассету.)
Потапыч. И все записала?
Журналистка. Естественно.
Потапыч. Отдай.
Журналистка. Еще чего.
Потапыч. Отдай!
Журналистка.
Потапыч. Не имеешь права.
Журналистка. Кассета – собственность телерадиокомпании.
Потапыч. Государственная тайна!
Журналистка. Надо было хранить.
Потапыч. Отдай! Доложу, куда следует.
Журналистка. Пресса – независима и работает без цензуры.
Потапыч. Тайны все равно есть. И их надо хранить.
Журналистка. Правду не спрячешь.
Потапыч. Ты меня погубишь.
Журналистка. А вы?.. Такой город хотели погубить! Да еще, говорите, со всеми жителями. Вот теперь и ответите.
Пауза.
Потапыч. А я можно чего скажу?
Журналистка. Чего?
Потапыч. А у тебя кофта на левую сторону… А-а!.. (Смеется.) Неряха! Неряха ты!.. Так же и с репортажами!..
Журналистка спешно уходит.
(Вдогонку.) Нельзя тебя допускать к серьезному делу! (Берется за сердце.)
Как-то внутренне вдруг затихший Потапыч медленно и осторожно ложится на стол. И постепенно двором овладевает мир звуков. Они всегда живут в нем, как живет шум прибоя в большой раковине, но когда становится очень тихо, они постепенно выходят на первый план и овладевают слухом. Это обрывки речи живших здесь женщин, мужчин и детей, музыкальные пассажи – неважно, чем рожденные – скрипкой, радио или патефоном, это шорохи, вздохи, возгласы удивления, бой часов или трель телефона. И среди них – так же сверху, будто отлетевший, – звучит голос самого Виктора Потаповича Боженкова.
Потапыч. Серафима! Ты где?.. Плохо мне. Ты завтра и начинай… Чего-нибудь… Чего другим, то и мне… Кефирчику… сырок с цукатом… Важно ведь внимание… А лучше не надо, Серафима… Принесут. Тебя о другом попрошу… Устрой мне проводы во дворе… Вот на этот стол поставь, где я лежу… Как гражданина… Как патриота… Ногами только в сторону подворотни. Неправильно лежу… Музыку не заказывай, дорого. Какую-нибудь пластинку поставь. Баха или как его… Дочка знает… Ой, а чего это?!.