“Смотрите, кто пришел!” и другие пьесы

Арро Владимир Константинович

Пауза.

Или смотреть сверху, как кто-то висит?..

Татьяна. Оставьте меня в покое.

Пауза.

Лев. Короче говоря, за отцом пришли. Судили как ракетчика. Вещественным доказательством был ключ. Потапыч был свидетелем обвинения.

Пауза.

Татьяна.

Что дальше?

Лев. Ну, а что могло быть дальше? Семья погибла. Сначала умер брат… Потом с улицы не вернулась мама. Пошла за хлебом… упала в очереди. Дворничиха позже рассказывала. Я почему-то выжил. Люся подкармливала, когда я остался один. Она была добрая. И веселая, все смеялась. Попал в детский дом. С ним – в Куйбышев. Нынче – Самара. Заболтал я вас. Пошли. (Встает.)

Татьяна не двигается.

Ну, идем?

Татьяна. Вы теперь чего от него хотите?

Лев. Не знаю. (Пауза.) Когда я здесь, у меня всегда с собой вот эта штука (Распахивает дипломат.)

Татьяна (после паузы). Вы что, серьезно?

Лев. Как видите. (Достает из дипломата пистолет и кладет в карман.)

Татьяна. Но… вы же взрослый человек. Неглупый. Судя по всему, образованный. Думаю даже, порядочный. Вы что… можете застрелить старика?

Лев. Как вам сказать…

Татьяна. Жалкого, полуживого.

Лев. Но я же дал ему большую отсрочку. На целых пятьдесят лет. Согласитесь, это не мало. Ведь я же мог исполнить приговор…

Татьяна. Какой приговор?

Лев. То есть, как…

Татьяна. Кто его вынес? Вы?

Лев. Да, тот юнец. Ну, а кто еще? Больше некому.

Татьяна. Ах, вот оно что… Вот зачем вы сюда приходили. Вы сидели и предвкушали убийство.

Пауза.

Лев. Нет. Я думал: должна же быть на свете справедливость.

Татьяна. Послушайте, а вам не странно, что вы, немолодой уже человек, и, судя по всему, не бесплодно проживший жизнь, все еще находитесь в плену у того несчастного, ожесточившегося юнца, каким

вы тогда были? И вам не кажется, что ваше детство и ваша юность несколько затянулись?

Пауза.

Лев. Кажется.

Татьяна. И что на самом деле пришли вы сюда, чтобы не казнить, а простить. (Пауза.) Но очень боитесь этого своего поступка и потому оттягиваете.

Лев. Конечно. Боюсь, что заговорю с ним, как ни в чем не бывало. Да еще руку подам. (Пауза.) А может, и не подам! А может, выхвачу эту штуку и сразу, без раздумий!..

Татьяна. Что? Договаривайте.

Лев. Что-что… Откуда я знаю. Мы ленивые и отходчивые. Потому и расплодили зло… Скажите, сколько можно прощать? Сколько еще нужно выпустить из нас крови, чтобы мы оцепенели от ужаса, чтобы сердце наше закаменело, и рука стала твердой? Ну, что мы за люди? Ах, какие мы подлые – податливые, сговорчивые. И вы, сестра милосердия, со своим дилетантским психоанализом…

Татьяна. Я не сестра. Я – дочь.

Лев. Чья дочь?

Татьяна. Моя фамилия – Боженкова.

Пауза. Она пересаживается на скамью напротив. Лев в шоке, он непроизвольно поднимается на ноги.

Оцениваете пикантность момента? Я только сейчас обнаружила, что жизнью обязана вам. Подымись тот юноша выше второго этажа… Благодарю вас за вашу благородную победу над жаждой мести, окончившуюся чудом моего рождения.

Лев. Ну, что ж… мне остается капитулировать. (Поднимает руки.) Сдаюсь. Разоружаюсь. (Достает пистолет из кармана, кладет его в дипломат.)

Татьяна. Принимаю.

Лев (доставая флягу). И даже с угрызениями совести.

Татьяна, Ну, это слишком большая роскошь.

Лев. Да нет…

Татьяна. Да, да!

Лев. Пусть все, кто пережил эти годы, остаются героями. (Наливает.) Время всех уравняет. Никто не будет забыт. И ничто не будет забыто. Кроме жестокости и малодушия. Зачем это помнить? Это худо, когда детям бывает стыдно за своих отцов. Память должна быть светлой. Выпьем за светлую память! Прошу вас!.. (Отдает стопочку Татьяне и садится рядом с ней.) У героя и внуки имеются?