Смотрю на мир глазами волка
Шрифт:
Я почти фаталист, но обидно и муторно думать, что жизнь предопределена и даже СЛУЧАЙНОСТЬ, по философскому постулату, НЕИЗБЕЖНАЯ НЕОБХОДИМОСТЬ.
Зарядил в машинку лист бумаги и напечатал заглавие новой рукописи с претенциозным названием «Лидер». Это станет логическим-продолжением уже написанной повести «Игра», в которой рассказывается о моей юности, первом вооруженном налете, приведшем на скамью подсудимых. После четырех лет в зоне рок, судьба или стечение обстоятельств опять привели меня в банду, где совершил первое преднамеренное убийство.
Если
Деньги как таковые, как цель меня не волнуют. Недаром говорится: деньги, что навоз — сегодня нет, а завтра воз. Азарт, риск, часто смертельный, сопровождающие битву за презренный металл — вот что влечет неудержимо. Когда каждый день просыпаешься с мыслью, что он может быть последним в жизни или на свободе, невольно смотришь на мир глубже, другими глазами, чувства обостряются до предела. Это пик наслаждения, вечный оргазм, да простится мне данная пошлость.
Но из-за вечного напряжения случаются и срывы в виде стресса и черной депрессии. В такие моменты лучшее, многократно опробованное лекарство — пишущая машинка. Для меня она родное живое существо: бывает даже разговариваю с ней, ласково называя Сестричка. Отношение к Сестричке такое же нежное и теплое, как к десятизарядному Братишке.
До глубокой ночи самозабвенно отдавался любимому делу, выстукивая одним пальцем текст «Лидера». Сколько ни пытался научиться печатать профессионально, вслепую — ничего путного не выходит. Слышал, есть японские электронные машинки, сами печатающие с голоса. Надо поискать на досуге.
Не выключая ночник, забрался под одеяло. Дурацкая привычка спать при свете — печать долгих лагерных лет. В зоне круглую ночь в спальных секциях бдительно горят синие «контрольные» лампы.
Засыпая, надо думать о чем-то приятном. Проверенный способ, чтоб не приснилась какая-нибудь бодяга.
Кошмары меня не преследуют, но есть сон, который повторяется с непонятной периодичностью. После него на душе весь день какой-то мутный осадок.
Иду я с неизвестным попутчиком по ночному лесу. Тишина, лист не шелохнется. Полная луна проглядывает сквозь клочковатые облака. Вдруг замечаю неподвижно сидящие под деревьями темные человечьи силуэты. Кто это? — спрашиваю у сопровождающей тени. — Они все убиты тобой, — глухим голосом отвечает неизвестный. Его лицо мне никогда рассмотреть не удается — какое-то черное пятно, и по голосу не узнаю. Но этом сон прерывается.
Одного в толк не возьму: там этих сидячих мертвецов сотни. Нереально. Я ведь не Леня Пантелеев — это за его бандой числилось двести девяносто трупов. Меня подобные рекорды не вдохновляют — отсутствует садистская жилка, хоть и мизантроп по складу характера.
Поужинаю-ка завтра «У Миши». Зеленоглазую Мари увижу, если повезет. Фигурка у нее, конечно, бесподобно аппетитная. И бюст
На этой игривой ноте я и заснул, в предвкушении свидания с зеленоглазкой.
Полку прибыло
Разведка боем в «Большом Урале» прошла бескровно. Киса с Цыпой в сопровождении бритоголовой кодлы Медведя произвели там должное впечатление. Хромоножки, если и присутствовали, то высовываться не рискнули. Нахрапистый Киса моментально взял в оборот метрдотеля, курировавшего местных жриц любви. Дипломатически выражаясь, они нашли общий язык и пришли к нужному нам знаменателю. Что и следовало ожидать. Любой здравомыслящий человек предпочтет отдать часть, чем весь куш впридачу со здоровьем, а то и с самой жизнью.
— Андрюха — пацан что надо. Нашего разлива, — Киса поощрительно похлопал по плечу сидевшего на своем вчерашнем месте Медведя. — Пивка выпьешь?
— Нет, нет, — заулыбался новый Кисин приятель. — Пока даже глядеть на него не могу. Увольте.
— Михалыч, что если его на работу взять? — вступил в разговор Фунт. — Конечно, статью за тунеядство из кодекса выкинули — безработица, но все ж приличнее пристроенным быть.
— Что это тебя, Фунтик, на благотворительность потянуло? — удивился я. — Да и что он может?
— Андрюха степ бьет. Сам наблюдал. Он поддатый был, но чечетку сварганил, прям как Буба Касторский.
— В натуре?! — обрадовался Киса. — А ну-ка, изобрази, Медвежонок!
Несмотря на тяжелую комплекцию, Медведь со своей задачей справился мастерски.
— Если каблуки усилить подковками, а на пол фанерку кинуть, смотрелось бы в десять раз лучше, — закончив номер, сказал немного запыхавшийся Андрюха.
— Михалыч! — На детском лице Кисы появилось капризно-умоляющее выражение. — Возьми его! Он меня научит чечетке, я с детства мечтаю.
— Заметано. Петрович, оформишь артиста на полставки. В середине зала убери пару столиков и постели лист нержавейки — она посильнее фанеры звук даст. Доволен, Медведь? Жесткого графика выступлений перед публикой у тебя не будет. Скажем так — ежедневно с тебя пять выходов по десять минут. Покатит? Ладушки. — Я вынул из бумажника пару пятидесятитысячных купюр. — Держи аванс. На подковки.
Когда Медведь ушел, я вызвал в кабинет Ксюшу.
— Слушай сюда, девочка. Андрюха тобой интересуется?
— А мне без разницы. — Ксюша жеманно надула губки. — Я им не интересуюсь. Шпана дворовая.
— Это ты зря. С сегодняшнего дня он солидный человек — член нашей команды. Будет в баре публику чечеткой развлекать. Короче, ответь ему взаимностью. Когда сойдетесь, прощупай его от и до. Планы, мечты, увлечения, на что способен. Договорились, маленькая?
— Евгений Михалыч, вам, сами знаете, ни в чем отказать не могу. — Ксюша кокетливо взяла под козырек. — Разрешите идти?
— Ступай. Но не форсируй события. Помни разницу между статуей и женщиной.