Снег
Шрифт:
— Прямо здесь?
— Да.
Мимо проходили люди, косились на них, но никто не задерживался и тем более не задавал вопросов. Макивара присвистнул, увидев синяки на спине и боках Андрея:
— Где это тебя так угораздило?
— Забей, — отмахнулся Андрей, пропихивая голову в узкую горловину.
Скоро телохранители прибыли в резиденцию. Раш сидел в глубоком кожаном кресле, склонялся над столиком, и через стеклянную трубку вдыхал «дорожку». Прошелся до конца, закрыл глаза, откинулся на спинку. В неловком молчании телохранители прибывали несколько долгих минут, затем Раш выдохнул,
— Так, мои верные бодигарды, — заговорил он бодро, — будьте всегда рядом, как блохи на пёселе и готовые меня защищать. Времени на слаживание у нас не было, да и по херу. Главное думайте бошками и секите по сторонам. Потопали.
Раш уверенным шагом двинулся к двери.
Передвигались по снежным тоннелям на довольно-таки юрком, электрическом, оттого бесшумном гусеничном вездеходе с тонированными стеклами. Из-за ограниченности пространства шофера заменил Макивара. Причем, как управлять транспортом водитель объяснял на месте — тыкал пальцем то на педали, то на рычаги, то на переключатели. Макивара схватывал на лету, да и сложного ничего не было. Андрей слушал объяснения штатного водилы и поражался безалаберности Раша в вопросах безопасности. «Как такие важные вещи можно решать на ходу, с кондачка? Неужели на него никогда не покушались?», — удивлялся он, временами взглядывая на беспечного босса, который развалился на заднем сиденье, раскинул руки на спинки, как большая птица крылья. Черный пушистый воротник придавал ему схожести с грифом.
Позже Макивара рассказал в доверительной беседе, что на Раша нападали и не раз. Последний около месяца назад. Его охраняли здоровенные бичиганы — Шилда и Кач. Шустрая гопота облепила их, как муравьи жуков. Неповоротливые «мышицы» толком и попасть-то по ним не могли. Все, на что годились — закрывать собой босса. Скоро мелюзга их повалила и отметелила знатно. Раш стоял в сторонке, некоторое время наблюдал за всей этой позорной катавасией, после чего достал пекаль и распугал шпану. За отхераченными бодигардами прислал докторов с носилками.
До Холидэя — дома правительства КЧР — резиденция Буры доехали быстро и без происшествий. Вездеход с включенными фарами распугивал людей не хуже погремушки очень ядовитой змеи.
Мак остановил транспорт на просторной расчищенной площадке возле центрального входа в административное здание с коричневой отделкой снизу, с голубыми арками сверху. На парковке стояло с десяток квадроциклов как на колесном, так и на гусеничном ходу. Примерно столько же снегоходов. Один выделялся прицепом в виде палантина. Четыре тентовых вездехода стояли возле самого входа. Макивара припарковался рядом с ними.
Внутри здания было не многолюдно. Вооруженные охранники встречали гостей, провожали на мероприятие.
Просторный зал, большой стол, кругом люди в черном. Траур об руку с мрачным гулом витал под высоким сводом. Чиновничьи, чванливые, с подбородками, дерзкие, злые бандитские лица — все мешались за одним длинным столом. Рашу нашлось место справа от Буры.
Андрея и Макивару усадили за стол
Андрей остановил взгляд на бронзовой вазе. Ее почетное положение рядом со скорбящим «отцом» на тумбе, укрытой черным атласом, наталкивало на очевидную мысль — урна с прахом. На глазах Андрея навернулись слезы. Он трудно сглотнул: «Неужели в ней все, что осталось от моего Масяна?».
Вбок локтем толкнул Макивара:
— Ты чего залип? Неприлично так пялиться.
Андрей сморгнул, отвернулся, выпил стакан холодного морса.
Зазвучала печальная мелодия, через минуту стихла, поминки начались. Произносились соболезнования, хвалебные речи в адрес умершего, скребли по фарфору приборы, вздыхали и мрачно гудели. По нынешним меркам угощали богато. Одна жареная баранина чего стоила.
Андрей отстранился от происходящего, поглощал калории и старался не думать о сыне. Пик своего горя он уже пережил, и больше не заглядывал в черную дыру, из которой тянуло могильным холодом. Все кругом казалось цирком, шепитохой. Он здесь единственный родной человек покойнику, единственный адресат для соболезнований. Порой, мерещилось, бронзовая урна смотрит на него глазами Максима. Жутко хотелось водки, которая на столах лилась рекой, но положение обязывало. Происходящее давило на Андрея, он мечтал скорее уйти.
Народ хмелел, голоса крепли, соболезнования частили, порой сбивались на посторонние темы. Андрей стал замечать, что кое-кто даже начал чокаться с соседом. «Народ теплеет», — подумал он с нехорошим предчувствием. Тем не менее элита соблюдала рамки. Мрачный Бура выслушивал соболезнования молча, поднимал рюмку в знак благодарности и пригублял.
— Ты чего такой хмурый? — услышал Андрей шепот справа.
Повернул голову, посмотрел на Макивару. С полминуты таращился, не зная, что ответить, и поджимал губы:
— Похороны же, — наконец вымолвил.
— Да это не его сын, — зашептал Макивара, — Асланчик с мамкой укатили к родокам, а это какой-то левый пацанчик, похожий на его сына.
Андрей едва сдержался, чтобы не залепить коллеге за «левого пацанчика», проскрежетал:
— И что? Не человек значит?
— Почему, человек, — почувствовав злость, Макивара отодвинулся, — так для информации сказал.
Поминки закончились через три часа. Хорошо поддатый Раш пожелал продолжения банкета:
— Бе-е-е, — выдавил он, едва опустился на заднее сиденье вездехода, — блевать хочется. Что за рожи? Что за народ? Сплошная рвань, на одном поле не сел бы… Словно помоями облили. Давай, Мак, гони в «Сливки», отмоемся у местных сволочей. Твоего кисляка мне еще не хватало, — обратился он к Андрею. — Все Летеха, отыграли, можно расслабиться. Гони, Мак.
Андрей отвернулся к окну. На душе скребли кошки. Он рассчитывал увидеть сына… в гробу, попрощаться, увидеть улыбающимся на цветном портрете в хорошем качестве, но ничего этого не было.