Снега
Шрифт:
Н и к и т а. Утешительная теория! Нет, Иван Федорович! Есть победа и есть поражение. Так — во всем.
Из дома выходит З и н а с полотенцем в руках.
И в а н Ф е д о р о в и ч. Зинок, ты уже встала? Умываться? На речку?
З и н а. Доброе утро, Никита Леонидович. (Ивану Федоровичу.) Да, освежусь. (Уходит.)
И в а н Ф е д о р о в и ч (смотрит вслед Зине). Никита Леонидович, вы очень любили свою жену?
Н и к и т а. Любил и люблю…
И в а н
Н и к и т а. Вы всё успокаиваете себя.
И в а н Ф е д о р о в и ч (просто). Нет, Зина вернулась, и я готов горы своротить. (Пауза.) Судьба соединила нас в первые дни войны. Зина эвакуировалась из Львова — там у нее погиб первый муж, эстрадный певец, кажется. А я был холост… И вы знаете — я скажу сейчас чудовищную вещь, но это правда. Зина заслонила от меня войну, все трудное, все страшное. Никогда я не работал так много и плодотворно, как с тех пор. Видите, у меня на груди значок изобретателя? Он принадлежит Зинаиде Аркадьевне. Она сказала: «Ваня, как было бы хорошо, если бы ты что-нибудь изобрел». Я сконструировал автоматическую систему управления шлюзами, получил большую премию и этот значок. Она сказала: «Ваня, если бы ты стал доктором технических наук, как чудесно мы могли бы жить». Я написал теоретическую работу, блестяще защитил ее и стал доктором технических наук. Повторяю: я горел, горел безжалостно ярко. Иногда Зине… надоедал этот яркий свет, и она на время предпочитала укрываться от него. Но, повторяю, Зина снова со мной, я счастлив, мне хочется работать.
Н и к и т а. Зола и пепел.
И в а н Ф е д о р о в и ч. Что вы сказали?
Н и к и т а. Я говорю, в результате горения остаются продукты сгорания — зола и пепел.
И в а н Ф е д о р о в и ч. О, до этого далеко!
Входит И в а н о в н а.
И в а н о в н а. Иван Федорович, там женщина яички принесла. Не возьмете?
И в а н Ф е д о р о в и ч. Обязательно. Сейчас принесу деньги. (Ушел в дом.)
И в а н о в н а. Никита Леонидович, пол-леса я обежала, вас искамши. Беда, беда-то какая, Алеша на фронт опять уезжает, только не выдавайте меня, побожилась я ему. Да неужто всем миром вы не остановите его?
Н и к и т а. Как уезжает? Куда? Зачем? Не волнуйтесь, Анна Ивановна, спасибо, что сказали. Постараемся этого не допустить. Обязательно.
Из дома выходит И в а н Ф е д о р о в и ч с сумкой-ридикюлем в руках.
И в а н Ф е д о р о в и ч. Сейчас мы ограбим Зинаиду Аркадьевну. (Роется в сумке, достает какую-то бумажку, быстро пробегает ее глазами, сует в карман. Протягивает деньги.)
И в а н о в н а. Бог с вами, Иван Федорович, надо пятьдесят рублей, а вы две сотни даете.
И в а н Ф е д о р о в и ч. Рассчитайтесь сами, пожалуйста. (Никите.) Никита Леонидович, послушайте… Сейчас опять нашел в сумке Зинаиды Аркадьевны любовное письмо. Нельзя же так. Я не могу, не могу!..
И в а н о в н а. А ты чего же, Иван Федорович, хочешь? Бабы, которые без дела болтаются, будто повзбесились. Ежели война скоро не кончится, их в клетки надо сажать. (Хочет уходить.)
Н и к и т а (негромко).
И в а н о в н а. Господи, да как же!..
Н и к и т а. Он обязательно должен прийти сюда. Вы поняли?
Ивановна уходит.
И в а н Ф е д о р о в и ч. Что мне делать, Никита Леонидович?
Н и к и т а. Мне трудно что-либо посоветовать вам, Иван Федорович: вы слишком любите свою жену.
И в а н Ф е д о р о в и ч. Да, да…
Со стороны леса к дому направляется З и н а.
Зина, от кого это письмо?
З и н а. Ваня, при посторонних!.. Идем в комнату.
И в а н Ф е д о р о в и ч. Я не пойду в дом, пока не узнаю, от кого ты получила письмо.
З и н а. Это ревность? Я хочу спать.
И в а н Ф е д о р о в и ч. Ты не войдешь в мою комнату, пока не скажешь, от кого ты получила письмо. (Взрываясь.) Вот мои условия. Я немедленно добиваюсь длительной командировки в Азию. На год. На два. И ты должна жить там со мной в пустыне безвыездно, пока я не пророю какой-нибудь новый Ферганский канал через весь Узбекистан. Да! Или ты примешь мои условия, или немедленно оставишь меня.
З и н а. На улицу?
И в а н Ф е д о р о в и ч. Куда угодно!
З и н а. Я стала тебе не нужна… Я избавлю… избавлю… Лучше смерть, чем такая жизнь… (Уходит в дом.)
И в а н Ф е д о р о в и ч. Я не переживу, не переживу! (И вдруг, с силой.) Переживу! Переживу, черт бы меня побрал! Да-с!
Н и к и т а. А сильные мужики, Иван Федорович, одинокими не бывают.
И в а н Ф е д о р о в и ч. Да, да, спасибо. (Словно извиняясь.) Семейная жизнь, Никита Леонидович, сложная алгебраическая формула. Зина никогда не любила математики. (Пошатываясь словно пьяный, уходит в дом.)
В доме вспыхивает скандал. Из дома выходит З и н а с чемоданом в руке.
Н и к и т а (тихо, внушительно). Постойте.
З и н а. Что вам угодно?
Н и к и т а (берет из ее рук чемодан, с силой). Вы никуда не поедете, останетесь здесь и будете работать, как работают все порядочные люди.
З и н а. Что-о? Пилить лес? Рубить? Колоть? Таскать?
Н и к и т а. Будете! Не для того я горел в танке, не для того был там, — слышите, там! — чтобы молодая красивая женщина становилась… легкомысленной и доступной только потому, что ей скучно.
З и н а. Кто дал вам право вмешиваться в чужие жизни?
Н и к и т а. Мое тяжелое ранение.
Зина ушла в лес. Из дома выходит расстроенный И в а н Ф е д о р о в и ч.
Иван Федорович, вы знаете о том, что Алексей Михайлович Колесников уезжает?
И в а н Ф е д о р о в и ч. Ах, какое мне до этого дело. Вы видите, у меня у самого в семье черт знает что творится.
Н и к и т а. Вижу.
И в а н Ф е д о р о в и ч (словно очнулся). Постойте, постойте, кто уезжает? Алексей Михайлович?